Между тем мама продолжала снабжать меня информацией.
– Тебе выпала уникальная возможность увидеть, можно сказать, своего соседа. Дело в том, что этот полковник – понятия не имею, почему Томми так его называет, – прибыл к нам два дня назад и оплатил комнату на втором этаже – она расположена прямо над твоей. Накануне позвонил хороший приятель Томми из Брюсселя и попросил об одолжении: предоставить комнату буквально на недельку некоему богатенькому буратино. Дескать, вполне приличный тип, у которого по всей Европе множество магазинчиков с экзотическими товарами. Вот он и в Танзанию прибыл для закупки самых дешевых фигурок, которые в своих магазинчиках продаст отнюдь не задешево. Вообще-то я уверена, что остановился он в каком-нибудь роскошном отеле Аруши, а у нас забил комнату, просто чтобы сегодня поучаствовать в вечеринке с этническим оттенком и поснимать танцы масаи на видеокамеру.
Мама с улыбкой наблюдала, как толстяк-полковник, что-то несвязно мыча, пальцем тычет в направлении той или иной фигурки, а счастливый продавец тут же выставляет ее перед ним.
– Так вот, представь себе, мой дорогой: за эти два дня мы с Томми видели полковника только один раз – когда он прибыл к нам, представился и оплатил комнату. Все! После этого он уселся в свою роскошную тачку и укатил в неизвестном направлении. Правда, Томми уверял меня, что он возвратился среди ночи, а поутру вновь свалил, но лично я ничего такого не слышала. Совершенно непонятно, для чего ему потребовалось оплатить комнату. Собственно говоря, он вполне мог получить от нас приглашение на праздник и явиться, арендовав для этого такси туда-обратно – это при условии, что он намеревается смертельно напиться у нас на гулянке.
Я только пожал плечами: кто поймет загадочную душу богатенького буратино? Как бы там ни было, а парень щедро заплатил за комнату, в которой не живет. Как говорится, у каждого тенора – свой каприз.
Между тем, пока мы наблюдали за полковником, нас и самих стали хватать за локотки бойкие творцы, стараясь притянуть к собственным нетленными шедеврам, но моя опытная и искушенная в африканском маркетинге маман, легко и непринужденно отрываясь от творцов, напролом повела меня к заветной дверце магазинчика под яркой вывеской, написанной словно бы от руки, легко и небрежно: «Jimmy».
Только когда мы с ней оказались за стеклянной дверцей, в относительно тихом и прохладном зале, среди стеллажей, заставленных черными изящными статуэтками, она обернулась ко мне и выдохнула:
