Рядом, прямо на земле, "живет" комендант - лейтенант Николай Николаевич Ш-н. Как начальник он свиреп безгранично, и случись родному отцу у него быть под командой - он и того бы за упущения "разнес" бы вдребезги; как человек и товарищ - превосходный.
Рядом с ним помещается вышеупомянутый поручик Берг, молодой офицер, храбрый до сумасшествия, которому особенное удовольствие доставляет постоянно служить мишенью текинцам; он всех уверяет, что пуля его тронуть не может, так как текинцы уже "продырявили" его один раз в неудачную экспедицию 1879 года: он тогда служил в ракетной сотне и участвовал в знаменитой атаке этой сотни, прорубившейся через массу текинцев и прикрывшей отступление.
В самой Кале стоит верх от кибитки, и там живут два пехотных офицера: штабс-капитан Юн-кий и прапорщик Ст-кин; первый командует ротой Самурского полка, второй у него субалтерном. Тут же помещается старик, лекарский помощник, эскулап, потерявший на охоте глаз, комичная, но храбрая личность. Вот вам и все интеллигентное общество правофланговой.
Часа четыре после обеда; текинцы изредка постреливают; наши солдатики кто отдыхает, кто чинит пришедшую в ветхость амуницию; человека четыре сидят и... заранее прошу извинения у моих читательниц, если таковые найдутся, и, сняв рубахи, занимаются уничтожением "нечисти", грызущей несчастных воинов напропалую.
- И откуда только они, проклятые, берутся? - удивляется солдатик артиллерист, чуть уже не полчаса сидящий без рубашки.
- Откуда? Известное дело, из грязи, - отвечает матросик, сидящий без сапог, один из которых у него в руках и подвергается починке.
- Ты думаешь, у их б-дий нет этой "нечести"? Я это давича был в лагере, так их б-дие господин Г-ков аж сжечь приказал рубаху, потому скрозь вся ими покрыта!
- А что, земляки, не заварить ли чаю? - предлагает подошедший комендор-матросик.
- А дрова-то у тебя есть?
- Да вот земляки, поди, щепочек от снарядных ящиков дадут, - обратился он к группе артиллеристов.
- Ишь брат ловкий тоже, у нас у самих мало, не знаем хватит ли до завтрева! Ах ты, пес тебя заешь, ишь как жаркнул. - Последнее замечание относилось к фальконетной пуле, с шумом шлепнувшейся в самый верх бруствера.
Жжии-шлеп! - еще одна взвизгнула и щелкнула в стенку. Tax, тах, тах затрещали ответные выстрелы в цепи.
- И чего это его под вечер кажинный день палить заставляет? - говорит матрос, вколачивая камнем гвоздь в подошву починяемого сапога.
