Никонов посмотрел почему-то на Макара, тот одобрительно кивнул:
— Давай, профессор.
5
— Аня, подождите, я должен прыгнуть с вами, — хватая воздух после подъёма, прохрипел Михаил Давыдович, — обязательно с вами.
— Вам-то это зачем? — холодно спросила Аня.
— Меня тоже не возьмут в рай, — спокойно и уверенно, если не считать сбитое дыхание, ответил профессор. — Точно не возьмут.
Анна посмотрела на Михаила Давыдовича с некоторым интересом. Так смотрят на непонравившуюся картину, на которую всё же надо обратить внимание.
— Понимаю, не верите, — опередил её профессор.
— Вот только психологии не надо, — скривила губы Анна. — Из-за меня покончил с собой человек, с которым я могла прожить жизнь. Понимаете?
— Понимаю, ей-богу, понимаю, — поторопился заверить Михаил Давыдович, и фраза прозвучала фальшиво.
— Ничего вы не понимаете! Потом у меня была куча мужчин. Взвод! Или сколько там — рота! Но они меня не любили! Секс, ужин, взаимное удовольствие — вот, что им от меня было надо. А единственный человек, который меня любил, покончил с собой. Я — ему — должна! — она отбила последние три слова, точно три аккорда в коде.
— Я тоже был поводом, а может, причиной смерти, — несуразно, но зато честно сказал профессор. — И у меня тоже не было настоящей любви. Почти. Я пользовался тем, что под руку подвернётся. Я охмурял таких красивых девушек, как вы, Анна. Студенточек… Цветочки срывал! — Михаил Давыдович обессиленно сел на мраморный пол, привалившись спиной к стене. — Самое милое дело — первокурсниц охмурять.
— И что? Они потом все выпрыгивали из окон? — ухмыльнулась Анна.
— Нет, конечно, но жизнь я им портил. Да и был один случай… Был… — Михаил Давыдович опустил голову. — Почти как у вас. Девушка полюбила меня по-настоящему. Как говорится, не за зачётку и госэкзамен…
Профессор словно забыл про то, что Анна стоит в проёме стены на высоте шестидесяти метров.
— Сейчас трудно себе это представить. Она полюбила меня не за что-то, а просто так. Ну, может, за мозги. На лекциях я так выкладывался, что нынешняя неначитанная молодёжь принимала меня, пожалуй, за сервер, у которого жёсткий диск загружен самыми разными данными. Печально, что ценили они не мудрость, а информированность. Я очень хорошо помню ту группу… Таня была такая тихая. Знаете, есть такой тип девушек: сами себе на уме. Но одновременно она была очень красивая. Обычно как: заходишь в группу — и как будто в галерею современной живописи попал: от обилия макияжа и тату в глазах рябит. А Таня в этом смысле была белой вороной. Буквально. Блондинка и без макияжа. Поэтому я её сразу заметил. Мужчины на таких реагируют больше, чем на размалёванных куриц. В аудитории такие девушки почему-то всегда садятся на последнюю парту. Причём в полном одиночестве. И Таня так сидела. У неё был серый с поволокой задумчивый взгляд. Казалось, она меня никогда не слушает. Но на семинарах она всегда отвечала точно. Кратко и точно. Смотрит куда-нибудь в окно, будто и не в аудитории находится, и определяет абсолютно точные параллели сущности и существования в трудах Ибн-Сины и аль-Фараби… У остальных рты открываются от удивления. Они Платона от Маркса отличить не могут. А голос у Тани — грудной, но тихий. Вкрадчивый такой. И эти плывущие где-то над миром серые глаза…
