Олег уверенно пошёл впереди, но у дверей Воскресенского собора растерялся — вспомнил об оружии. Эньлай быстро сообразил, что его тяготит: вроде в храм с оружием нельзя, с другой стороны — не факт, что его можно оставить на пороге или вообще где-то оставить.
— Казаки с оружием, кажется, ходили, — то ли придумал, то ли действительно вспомнил откуда-то Лю.
— Священников нет, замечания никто не сделает, — подбодрил сам себя Никонов и потянул тяжёлую, обитую гравированной бронзой дверь.
— Господи, что это? — замер он на пороге.
3
«Помнится, у Канта самое большее удивление и благоговение вызывали звёздное небо и нравственный закон в себе. Нравственный закон — это, надо понимать, голос совести. Я тоже начинал со звёздного неба. Наверное, каждый это проходил: летней ночью обратиться в эту усыпанную мирами пропасть и понять себя песчинкой, затерянной в космосе. Понять, что всё это не могло возникнуть само по себе. Звёздное небо и книги. Библиотеки тоже напоминали мне о Вселенной. Выстроившиеся на полке миры… Неужели я когда-то терял время на Канта? И мне совсем чуть-чуть оставалось до Давыдовича… Так и представляю себя на кафедре с горящими от всезнания глазами:
— Рай уготован всем, товарищи! Регулярные рейсы будет осуществлять авиакомпания «Армагеддон»! В полёте всем будут выданы труды Блаватской…
Кем я тогда был? Пифагором, чувствующим свою отчуждённость от этого мира? Ощущавшим свою душу как часть нетленного и запертого в бренном теле, в ограниченном человеческом сознании? А ведь, если подумать, он чувствовал свою душу частью божественного. Пифагор, Платон, Аристотель… Да, скромный Аристотель, который полагал, что каждый человек может только открыть свою маленькую часть мироздания. Аристотель, который отдалял Бога от человечества в вечное и неизменное, не имеющее интереса к происходящему здесь… Пифагор, Сократ, Платон, Аристотель… все они вернулись на землю и остались на земле. А я бродил отчуждённо по томам накопленных знаний и терялся в играх чужого сознания, сам себя захлопывал между пожелтевшими страницами давно не переиздаваемых книг.
Я так отвлёкся от материального, что забыл о той, которая могла затмить собой всё. Наверное, с моим упорством и рвением, я мог бы добиться её. Не без труда, но мог бы. Её не интересовали деньги, её не интересовали блага, она ждала любви. И она ждала меня… Я всё попробовал: суму нищего, оружие воина, уединение философа, но упустил её. В этом мире не бывает совпадений. Совпадение — слово из лексикона идиотов. И я точно знаю, что она была послана мне, чтобы спасаться вместе, а я предавался ложному мудрствованию. И, в конце концов, она уехала. А я так и остался между Церковью и миром ждать Конца Света. А нужно-то было? А нужно было апостольской простоты. И с чем я приду? Мученики покажут свои раны, праведники — свои подвиги, а что покажу я? Пустые бутылки и сомнения? Боль, которую я не смог победить? Так ведь знаю почему. Упования на помощь Божию имел мало, а себя любил больше меры. Хоть и писали святые отцы, что не следует ждать от людей последних времён подвигов, а хотя бы — терпения, но моего терпения едва хватало.
