Вся дальнейшая беседа состояла в основном из тонких, якобы старательно завуалированных, взаимных комплиментов. А версии Нарышкина прокурор так и не коснулся, словно бы уже давно отказавшись от нее. Видно, дошло до него, что с этой идеей они тут неосмотрительно попали впросак, сели в лужу, и лучше действительно «похоронить» ее, пока «не началось», как в том старом анекдоте.
Пил мужик в ресторане рюмку за рюмкой и приговаривал: «Наливай следующую, пока не началось». Официанту надоело, он и спрашивает: «А когда платить будешь?» И алкаш ответил: «Ну вот, и началось…».
Конечно, хорошо известно, что насмешка – вещь опасная, и можно так попасть «под раздачу», что мало не покажется.
Таким образом, Александр Борисович посчитал, что успешно выполнил первую часть своей задачи: освободил от подозрений Катю, которой всякого рода «вызовы» были абсолютно не нужны, а заодно и у Вали теперь не было необходимости встречаться по данному вопросу с прокуратурой. Похоронили идею, как и не было. Зато теперь будет интересно посмотреть на этого Нарышкина, которому прокурор станет объяснять суть происходящего. Обидно, конечно, но ничего не поделаешь, похотливых «следаков» лечит только насмешка, причем прилюдная. И теперь тот сам должен предложить Турецкому добытые им, но, очевидно, припрятанные до лучших времен, результаты предварительного расследования по делу Геры. Ну а, причинами покушения придется заняться исключительно уже Александру Борисовичу, поручать расследование этого дела тому же Нарышкину было бы просто неумно.
Затем Турецкий перешел к основной своей цели, которую сознательно отнес на второй план, как, скорее, следствие его любопытства, а не камня преткновения. Он попросил Махотина, если тот еще не устал от «назойливости» москвича, совершенно незнакомого со здешней обстановкой, раз уж такой удобный случай выпал, посвятить его в перипетии истории с бывшим начальником УБОПа отставным полковником Краевым. Что за такой «страшный зверь», о котором он, якобы совсем недавно, слышал в «высоких милицейских кругах»?
Говорилось это опять-таки с юмором, который мог оценить исключительно прокурор. Но сам вопрос был задан словно бы между делом, как далеко не самая важная, а, скорее, дополнительная информация, на которой Турецкий вовсе не собирался «зацикливаться». Просто для знания общей обстановки в городе и области.
Для прокурора вопрос был не самым приятным, это заметил Турецкий, но продолжал смотреть вопросительно и с улыбкой, не предвещавшей никакой опасности с его стороны. И Евгений Михайлович, неохотно выдавливая из себя слова, выдал самую простенькую информацию, касавшуюся, в первую очередь, бурной бизнес-деятельности бывшего милицейского начальника. Видимо, прокурор мог бы и не стесняться своих «откровений», наверняка об этом же давно знал и говорил весь город. Во всяком случае Костина информация была полнее и серьезнее. «Стеснялся» прокурор, это было несомненно. Ну и что ж? Зато теперь всегда можно будет сослаться на него, якобы выдавшего Турецкому то, что было неизвестно другим, – поди, проверь: говорил Махотин или нет?
