Вкратце изложил ему суть дела и попросил помощи.
– То есть ты хочешь, чтобы «Глория» вклинилась в расследование по факту убийства твоего Ходуса? – уточнил Турецкий.
– Удивляюсь твоей догадливости, Саша.
– Ну что ж, как говорится, долг платежом красен, – хмыкнул Александр Борисович. – Ты мне в прошлый раз помог, я тебе сейчас помогу. Подготовь развернутую объективку по Ходусу и присылай на наш имейл. Также неплохо было бы знать, с кем конкретно он вел переговоры и в какой гостинице остановился. Жду!.. Кстати, – вдруг спохватился Турецкий, – ты сам-то не думаешь посетить «златоглавую»? Во-первых, моя Иришка о тебе уже раз десять спрашивала, да и ты сам, с твоими-то связями в том же министерстве, мог бы вклиниться в это расследование.
– Саня, дорогой!.. – взмолился Грязнов. – Да неужто я сам об этом не думал? Хотел бы, очень хотел, да только «хотелка» не пускает. У нас самих такая закрутка началась, что не приведи господь. Того и гляди, мои промысловики за карабины схватятся.
– Что, продолжение той же оперы, что и по Ходусу? – насторожился Турецкий.
– Я бы сказал, начало. К тому же наш генеральный лежит в Хабаровске с инфарктом, и я, можно сказать, один остался на хозяйстве.
И Грязнов обреченно вздохнул, давая тем самым понять, что ни о какой поездке в Москву сейчас не может быть и речи.
Он не преувеличивал, когда сказал, что практически задыхается от тех проблем, которые снежной лавиной обрушились на его Пятигорье. К тому же на его плечах продолжало висеть убийство Евдокима Чуянова. А потом еще позвонил и Рябов, рассказав ему об угрозах Тайгишеву. Вячеслав Иванович не сомневался, что все это завязано в единый клубок. Знать бы только, где кончик этого клубка, за который можно было бы ухватиться.
Распрощавшись с Турецким, Вячеслав Иванович прошел на кухню, чтобы заварить очередную порцию настоянного на березовой чаге чая, и тяжело опустился на свой любимый мягкий стул, выложив на стол весьма скромную серую папочку с объективкой на Грачева и выкладками по воровской «семерке», которую с нарочным прислал Юнисов. Надо было как следует подготовиться перед предстоящим разговором с Грачом. Судя по объективке, которую дал на Грачева начальник отряда, это был уже не тот Паша Грач, многоопытный квартирный вор, который по собственной дури вляпался на последнем скачке и только руками развел, когда Грязнов самолично защелкнул на нем браслеты.
«Твоя взяла, Вячеслав Иванович…» – он всегда величал Грязнова по имени-отчеству, и в этом проявлялась какая-то особая, многим непонятная, видимо, чисто человеческая симпатия вора к оперу, который и подлянку не подкинет да и задницу свою рвать не будет, чтобы лишний раз перед высоким начальством выслужиться да лишнюю звездочку поиметь.
