Профессиональные познания позволили ему определить, что вся каменная кладка стены относится к одному периоду времени и выполнена в едином стиле. Кроме ворот, не проливших никакого света на эту тайну, он не обнаружил ни единого места, где можно было бы что-то спрятать или через которое можно было бы пробраться на другую сторону. Идя по узкой тропинке между закругленной каменной стеной и уходящей на восток серой волной перистых деревьев, глядя на поднимающиеся отсветы невидимого заката, которые вспыхивают на гонимых бурей через все небо тучах и перемешиваются с первым голубоватым светом луны, медленно набирающей силу у него за спиной, Крейн почувствовал, что у него уже начинает идти кругом голова от бесконечного кружения вокруг этой не имеющей ни начала ни конца непреодолимой преграды. Разум его уже работал на грани безумия; он начал думать о четвертом измерении, которое само по себе является дырой, готовой поглотить все что угодно; о том, что в чувственном восприятии его открывается новое окно, через которое можно увидеть все под новым углом, в новом загадочном свете, еще не открытом наукой излучении, которое позволит ему увидеть тело Балмера, жуткое и светящееся, проплывающее в мертвенно-бледном ореоле над лесом и стеной. К тому же его настойчиво преследовал еще один намек Фишера, который казался не менее жутким, – его слова о том, что ко всему этому имеет какое-то отношение мистер Приор. Он даже видел что-то жутковатое в том, что этого человека всегда почтительно называли «мистер Приор». У него мурашки бегали по спине еще и оттого, что искать корни трагического происшествия ему придется в быту умершего много лет назад фермера. Вообще-то он уже выяснил, что попытки узнать что-либо о семье Приоров не принесли никаких результатов.
Луна набрала силу, ветер разогнал тучи и сам затих в судорожных порывах, когда Крейн снова вышел к искусственному озеру перед домом. Вообще, что-то неуловимое делало его искусственность очевидной, и все это место походило на классический ландшафт, по которому прошелся кистью Ватто[12]: палладийский фасад здания, пепельно-серый под бледным лунным светом, языческая обнаженная нимфа посреди пруда, отсвечивающая тем же серебром. К немалому удивлению Крейна, он заметил подле мраморного изваяния еще одну фигуру, сидящую почти так же неподвижно. Все тот же графитовый карандаш очертил наморщенный лоб и линии терпеливо напряженного лица Хорна Фишера, который все еще был в грубом костюме отшельника и, похоже, решил окончательно уподобиться своему образу. Как бы там ни было, он посмотрел на Леонарда Крейна и улыбнулся, будто именно его тут и дожидался.
