Стоявшие поодаль шавки захихикали. Ведь только находясь совсем близко, можно было расслышать, что именно бормочет Остап. А бормотал он одно слово – убью.
Когда через полминуты Остап распрямился, в его руке оказалась вынутая откуда-то чудовищная «заточка» – 30-сантиметровый кусок остро, как кинжал, заточенного напильника.
Я буквально отскочил в сторону. Никакого желания получить в бок такой кусок каленой стали у меня не было.
А Остап уже шел к своему обидчику. Тот кинулся к двери, но единственная дверь оказалась заблокированной рванувшим на выход народом, тоже совершенно не стремившимся попасть под горячую руку. Прочие оцепенели.
Остап шел не быстро, но целеустремленно, и его оппонент начал выть. По-другому нельзя назвать этот протяжный жуткий крик человека, которому осталось жить несколько секунд.
Тут мы очнулись. Кто-то тоже закричал, кто-то, более хладнокровный, сдвинул кровати, отделяя Остапа от «цели». Подскочили его друзья, схватили за руки, оттащили…
Неслучившаяся жертва наконец вырвалась из барака. Назад он не вернулся – «отказ от отряда для обеспечения безопасности». Позорная для лагеря формулировка…
На следующий день Остап опять убирал барак, но на него посматривали уже иначе. А когда в зону с проверкой заехал областной прокурор и пригласил желающих на личный прием (а это чревато последствиями), никто не удивился, что единственным посетителем, промаршировавшим по будто вымершему лагерю, оказался Остап.
«Наш Остап», как теперь с оттенком гордости называли его в отряде.
Все-таки тюрьма – место неожиданных знакомств. Так получилось, что на моем рабочем участке большинство – приезжие из Таджикистана и Киргизии. По-русски они говорят, но предпочитают, конечно, родной язык. Поэтому, чтобы не мешать людям (в моем присутствии, из вежливости, они стараются на свой не переходить), присаживаюсь рядом с высоким парнем, тоже, как и большинство, – чернявым, но явно предпочитающим русский, который для его, очевидно, родной.
Парень оказался полулитовцем из Новосибирска. И самым настоящим нацистом, то есть членом одной из многочисленных в России национал-социалистических группировок. Как рассказал Александр (так звали парня), у нас в зоне «всего» 12 человек нацистов. Все осуждены за преступления, совершенные по малолетке, поэтому попали на общий режим. Сам он изготавливал бомбы, на чем «сгорел», но было и другое – разное, поэтому срок большой – 7 лет. «Сидит» с 17, сейчас уже 19.
