Странствие «Судьбы» | страница 41
- Значит, золото должно быть и о других местах.
- Согласен. Но это неважно. Я говорю тебе то, что знаю. В горах моего народа золота нет. Ни крупинки, ни песчинки, ни пылинки. Нет и не было. И никогда не будет. Так решил бог-солнце. Никакого Эльдорадо.
- Я приехал искать не Эльдорадо. Я знал эту историю. И считал ее выдумкой. Но у меня были факты. Я привез из Гвианы образцы пород. В них было золото. Будь ты проклят вместе со своим Золотым Человеком! Где испанские прииски на Ориноко? Один был рядом с Сан-Томе, так? А другой - на горе Иконури?
Индеец медленно покачал головой.
- Я ничего о них не знаю.
- Ты лжешь. Кеймис привез с собой два слитка.
- Эти слитки испанцы купили.
- Кенмис привез и документы. Из дома твоего поганого хозяина Паломеке. В тех бумагах говорилось о добыче золота на берегах реки Карони.
- Уверяю тебя, - сказал индеец. - Паломеке не нашел ничего. Его люди искали в тех местах, которые ты назвал. И во многих других. Время от времени появлялся очередной пьяница, который вылезал из джунглей, чтобы сказать дону Паломеке, что он знает, где есть золото. И на следующее утро они отправлялись в путь. "Вон за тем холмом! В самом конце вон того ущелья - какая жалость, что уже темнеет!" Всегда в одном дне пути. Всегда завтра. А ночью накануне "завтра", хитрец, конечно, убегал, растворялся в темноте, исчезал. Если только не напивался вдребезги испанским вином. Участь перепивших была печальна. Паломеке распинал их на том месте, где они обещали найти золото.
Я молчал. Наблюдал, как наполняются ветром паруса. Потом спросил:
- Ты сказал Паломеке правду?
- Нет, - ответил индеец. - Не сказал.
Я вспомнил его рассказ о плетке Паломеке.
Снова наступила тишина, которую нарушали только хлопки парусов.
- Я сказал тебе, - произнес индеец, когда мы вновь начали ходить взад-вперед по палубе. - Гуоттарол - единственный, кому я сказал всю правду.
- Почему?
- Я не знаю. Раньше думал, что знаю.
- Из-за гибели моего сына?
- Да.
- Из-за твоего крика?
Индеец понуро опустил голову. Едва заметно кивнул.
Я пробормотал:
- А сейчас ты не знаешь... Я что-то тебя не пойму!
- Ты должен понять себя, - сказал индеец. - А меня... может быть, во мне и понимать нечего.
Он вздрогнул. Думаю, что причиной была не только ночная прохлада.
- Ты изменился, - заметил я.
- Да.
- Раньше ты казался уверенным в себе человеком.
- Я ошибался, - сказал индеец. - Да простит бог-солнце мою гордыню. Крик... Это единственное, что у меня осталось. Единственное, чем я мог ответить миру, в котором был чужой грезой. Я знал крик. Думал, что знаю его. Его смысл. Его источник. Его великую силу.