Космический марафон [сборник] | страница 9
Так же, как и в новеллистике, в романах своих Рассел искусно балансировал на грани между пылкой апологетикой армии в духе Хайнлайна и пламенными антиармейскими Филиппинами в стиле «Билла — героя Галактики» Гарри Гаррисона. И наверное, такое движение по гребню меж двух пропастей и есть главная черта самого Эрика Фрэнка Рассела.
В самом деле: разве не стремился он найти устойчивей равновесие между уверенным, механистическим подходом к тончайшим материям человеческой психики, свойственным бихевиоризму, и неистовой убежденностью в реальном существовании чудес, присущей пламенны» фортианцам? Или между вполне реальными вопросами астрономического обеспечения космических полетов — и откровенно условными, списанными с Трафальгара и Ютландского боя баталиями галактических эскадр? Или…
И тут невольно приходят на память поэтические строчки, утверждающие, что
Не к этому ли эффекту и стремился всю жизнь Эрик Фрэнк Рассел? Ведь в картине мира — зыбкого, неуловимого, готового в любое мгновение перевернуться и вывернуться наизнанку — порою можно куда явственнее разглядеть подлинные черты окружающей реальности. Сотворяя собственные «сумасшедшие миры» и систематизируя их проникая в их имманентную логику, можно куда глубже проникнуть в сущность того единственного мира, куда мы приходим в момент рождения и откуда неизбежно уходим в неведомое «там, за гранью…». А может существовать задача интереснее?
Эрик Фрэнк Рассел
Безумный мир
1
О начале 2032 года возвестил взрыв семнадцатого космического корабля «Земля — Марс». Взрыв был самый что ни на есть заурядный, и тем не менее это событие вызвало некоторый переполох. Для сенсации имелись две причины. Во-первых, ничего более выдающегося на первые полосы газет в тот момент не нашлось. Во-вторых, в ракете находился человек. Предыдущие шестнадцать неудач уже научили публику не удивляться таким случаям. Обыватель воспринимал каждое известие о катастрофе марсианской ракеты точно так же, как довольно частые, несмотря на официальные заверения, сообщения о падении самолетов. Из шестнадцати провалов восемь пришлось на долю американцев, пять — русских, по одному — англичан, французов и канадцев; всеми кораблями управляли автоматы. Долларов сгорело в избытке, но человеческих жертв до сих пор не было.
Общественное мнение, реагируя на повторяющуюся перед каждым запуском шумиху, перебирало возможные причины постоянных неудач. И нашло две: либо инженеры не столь непогрешимы, как считается, либо имел место искусный саботаж со стороны некоей международной диверсионной организации, поставившей перед собой задачу не допустить ракеты на Марс. Официальная пропаганда усиленно пережевывала вторую версию, причем не столько потому, что власти придерживались ее сами, сколько для того, чтобы отвлечь внимание от первого, гораздо более опасного для них предположения. И те, кто попался на эту удочку, упорно искали возможных диверсантов.