Шла студеная, морозная зима, суровая к бедноте. Что у кого было, давно свезли с поля и глубоко попрятали. Батракам нечего было прятать. Милостив господь и матерь божья — может, они их не оставят…
Опустевшие поля пугают диким своим унынием… Весь мир мнится заброшенным перелогом. Кажется, только в редких зеленых клочках озими затаилась и чуть теплится жизнь, но проснется она лишь весной…
Мертвящий холод сходит на землю и обращает в скелеты сочные стебли растений.
Утрами белеет сухое жнивье и сереет влажная картофельная ботва. Пусто, пусто вокруг…
Бешеный вихрь несется по полям, виснет на сучьях и стонет…
Солнце остыло, не греет, земля леденеет, мороз…
С ветром прилетают хлопья снега, белые, как пух…
Верно, там, на небе, рассыпали перья, и они падают, падают сюда, на землю. Если бы это манна падала, боже мой! — думают бедняки. — Встарь господь был милостивее к людям… Не так, как теперь!
VI
Чудно́ живут эти Сатры!.. Хатенка их стоит на самом берегу, маленькая, ветхая. На крыше дранка местами вылетела, щели в стенах такие, что впору рогатому волу пройти… А они знай пилят свои доски изо дня в день.
— Могли бы вы хату покрыть.
— Не к спеху! — отвечают они людям. — Пусть себе стоит по воле божьей…
Зимой ее покроет снег, а летом им недосуг, так оно и идет.
«Кто останется в хате, тот и починит… — думает каждый. — Буду я стараться, не моя ведь».
И опять они работают в лесу, деньги зарабатывают, а хата стоит пока «по воле божьей»… В окнах уцелели только два стекла, остальные забиты досками. Уж Янтек сжалился и забил, а до этого все онучами затыкали, и как-то в воскресенье даже нечего было обуть в костел… Такая беда!
Можно бы подумать, что хоть внутри… А там… смилуйся, боже! С потолка свисает годами накопившаяся сажа — паукам есть к чему прикрепить паутину. Из щелей вылезает мох, так что мухи постоянно дышат свежим воздухом. Вдоль стен тянутся грубо отесанные лавки, а под ними — летом ли, зимой ли — растут грибы. Пол в хате глинобитный, всегда мокрый, потому что ведра текут. К печи трудно подойти: нужно карабкаться по скользкому скату, зато спускаться куда легче, так сам и едешь. Обмазанная черной глиной печь понемногу разваливается; хватит, довольно она постояла в этом углу. Против нее стоит кровать, единственная вещь в доме, которая связывает семью… колыбель трех поколений! Велика она, как загон для овец, и шагается во все стороны. Сбоку ее подпирают колышки, под низ подсунуты чурбашки, и этак она еще немало послужит и четвертому поколению… ого!
