– Полагаю, госпожа моя, она рабыня куда больше, чем я… Ибо я, прости мне такую дерзость в словах, могу решиться на побег. Или, если будет милостив Аллах всесильный, могу превратиться в икбал или кадину… Быть может, даже стану любимой наложницей, рожу наследника престола… А вот принцесса, на что бы ни решилась, так и не увидит любящей улыбки матери и не услышит ободряющих слов отца.
– Увы, малышка, это так. В определенном смысле она воистину рабыня куда больше, чем ты…
Негодование Василике, говоря по чести, давно уже сменилось сочувствием к неведомой пока принцессе Феодоре. Она заранее жалела ее, хотя с трудом могла себе представить, что значит быть компаньонкой наследницы.
– Госпожа моя, ответь на еще один вопрос. В чем именно состоит моя служба великой принцессе? Должна ли я ухаживать за ее платьем? Или ее волосами? Мне следует помогать ей в бане? Или я буду делать ей массаж?
Мамлакат рассмеялась.
– Воистину, нет больших страхов, чем страх неведомого… Все это преотлично умеют делать обученные рабыни. Ты же, да, тоже несвободная, но предназначена для куда более возвышенных занятий. Да и причесать принцессу ты не сможешь.
Василике вопросительно взглянула в лицо своей наставницы.
– Но что же это за возвышенные занятия?
– Ты должна… О нет, не так. Ты будешь просто все время рядом с Феодорой. Вместе вы будете посещать занятия, вместе учить иноземные языки, ибо без их знания нет у наследницы никакого будущего. Быть может, вам с ней найдется о чем поговорить, кроме бесконечного повторения заданного урока. Быть компаньонкой – значит быть тенью своей госпожи.
Что-то в словах Мамлакат заставило Василике насторожиться. Наставница же тем временем продолжила:
– Однако тенью мудрой, терпеливой и справедливой. Ибо судьбу наследницы, конечно, тебе с Феодорой делить не придется, хотя ей, так же, как и тебе когда-то, невольно придется покинуть навсегда отчий дом. И точно так же, как у тебя, у нее не будет ни малейшей надежды на возвращение или простую свободу.
– Я стократно прошу прощения у наставницы за свой вопрос. Однако мне кажется, о мудрая Мамлакат, что и ты некогда была такой компаньонкой.
– Ты права, малышка, была. Случилось так, что мы с сестрой родились почти одновременно – наш отец взял в свой гарем двух сестер одиннадцати лет от роду, выкупив их у цыган. Когда же моей матушке и моей тетушке исполнилось по тринадцать, отец сделал их своими наложницами. Вот почему мы с сестрой и родились с разницей всего в неделю. Когда же нашим матушкам было по двадцать, отец решил нас четверых продать и купить себе других наложниц, помоложе и посвежее. К счастью, нас купил домоправитель везира, человек мудрый и более чем практичный. Наши матушки остались у него в гареме, а нас с сестрой в возрасте семи лет отдали Ахмаду-аге, тогдашнему первому смотрителю императорского гарема…
