И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты | страница 35
– Ба! Ты по какому календарю Новый год встречаешь? Часом не наклюкался? – проурчал Петр Степаныч, славившийся своими пышными флотскими усами.
– По гваделупскому, – мрачно сострил Гулидов.
– Врёшь! Плавали – знаем, – не дал ему воспользоваться знанием красот экзотической Гваделупы бывалый мореман. – Что, хреново?
– Хреново.
– Дуй к нам! Мы на даче тестя. С Женькой.
– Елисеевым?
– С кем же ещё?!
– А ну подайте мне его сюда, этого столичного хлыща! – раздался в трубке раскатистый бас Женьки – третьего другана честной компании. – Давненько я ему рёбра не пересчитывал!
Вот с этим субъектом надо быть настороже. Наряду с доброжелательным нравом Елисеев обладал недюжинной силой. Мог на спор своими руками-клешнями одним ударом разбить рядок шлакоблоков, разогнуть подкову или выдернуть из досок ржавые гвозди. Было время, Женька тренировал себя на морозоустойчивость, ночуя в одном спальном мешке на балконе в сорокаградусную стужу. Когда друзья жались от нестерпимого холода, тот, как нарочно, ходил по городу без шапки и шарфа, в пальто нараспашку, обнажая пронизывающему ветру свою волосатую грудь. На фоне этого всегда розовощёкого и улыбающегося великана друзья казались жалкими заморышами.
Гулидов живо представил себе довольную физиономию друга, потирающего руки в преддверии их тёплой встречи. Впрочем, если тот припомнит проделки их юности, где по странным стечениям обстоятельств крайним оказывался именно Женька, то можно и не спешить на встречу с этим заматеревшим медвежонком. И было почему.
Инициатором их пьяных дебошей всегда выступал Гулидов. Степаныч легко поддерживал предприимчивого товарища. Расплачивался же за последствия добродушный Женька. Он стаскивал друзей, то застрявших на одном из пролётов недавно установленной городской телевизионной вышки, то с постамента вождя мирового пролетариата, куда те на спор залезли. Однажды подвыпившую троицу не пустили на танцы. А они, как назло, проводились в спортзале, где на входе не было ни одного знакомого дружинника. Но курс был взят, и менять планы было не в их характерах. Друзья отодрали лист железа, закрывающий вход на чердак, в темноте перемазались грязью, углём, но всё же добрались до потолочного люка. И с воплем «За нашу советскую Родину!» с довольно-таки приличной высоты свалились на головы танцующих в самом центре спортзала. Пока охранники скручивали мощного Елисеева, перепуганные, но счастливые «десантники» дали такого стрекоча, что быстро скрылись от преследователей. За склонность к авантюрам Женька называл Гулидова не иначе как Змей-искуситель. Тот его в ответ исключительно из-за чрезмерной волосатости – Мой Мохнатый Друг.