Я, Всеслав | страница 28



Ничего никому не говорящее имя, «анонимный» почтовый ящик на Яндексе (на самом деле там давным-давно уже нет ничего анонимного, при получении адреса требуют номер социального страхования), пустые слова ничего не значащей болтовни…

«Привет! Письмо получил, спасибо. Здоровье моё ничего, и тебе того ж желаю. Жаль, давно не виделись, хорошо бы…» – и так далее.

«…Увижу тебя сам. Всегда твой Фёдор».

Только это и имело значение.

Ёж каким-то образом намеревался доставить оружие и боеприпасы лично.

– Будет тебе белка, будет и свисток, – проговорила Соня.

– Ура! – дружно завопили Машка, Костик и Мишаня хором.

– С Хорьком сорвалось, так хоть здесь выгорело! – Они пустились в пляс.

– Тих-хо! – прикрикнула Соня. – Спать всем. Завтра поменяем билеты и в путь. Нас встретят… с гостинцами.

С одной стороны, конечно, скверно, что Хорёк, скажем прямо, провалил задание и оружие придётся добывать таким путём. А с другой – может, оно и к лучшему, что тот же Хорёк никому ничего не доложит, и штаб останется в полном неведении относительно Сониных планов.

Но народ никак не унимался. Машка потребовала песен, и Соня, поупрямившись для вида, вытащила из шкафа видавшую виды гитару. Машка немедленно устроилась рядом, свернулась клубком не хуже настоящей кошки, поблёскивая глазами.

Смуглые пальцы прошлись по струнам, беря аккорды.

Нет, не Гумилёва. И даже не Шелли. А… вот его. Противоречивого, как всякий большой поэт. Заклеймённого «сталинистом». Э-эх, была не была, споём:

В субботу, 5 апреля,
Сырой рассветною порой
Передовые рассмотрели
Идущих немцев тёмный строй.

Ребята подобрались, Машка даже сжала кулаки. Редко, очень редко Соня-Смерть исполняла это:

Был первый натиск немцев страшен,
В пехоту русскую углом,
Двумя рядами конных башен
Они врубились напролом.

Соня ощутила, как перехватывает горло. Резкие, злые аккорды: эти пальцы слишком привыкли к спусковому крючку. Но вот:

Подняв клинки из русской стали,
Нагнув копейные древки,
Из леса с гиком вылетали
Новогородские полки.
По льду летели с лязгом, с громом,
К косматым гривам наклонясь,
И первым на коне огромном
В немецкий строй врубился князь.
И, отступая перед князем,
Бросая копья и щиты,
С коней валились немцы наземь,
Подняв железные персты…[2]

…Тогда они встали и вышли на Чудское озеро. Надо думать, мало кто уцелел в пешей новгородской рати, рассечённой надвое броненосным рыцарским строем. Они не ждали, пока находники промаршируют по Славенскому концу, пока ворвутся в храм Софии. Они вышли на весенний лёд и умерли. Не напрасной смертью.