Мне открылась также ее ненависть к моей матери. Такая жгучая и неукротимая, что я подумал: эта девушка способна ее убить.
Но матери я ничего не сказал, потому что не знал, правда ли это.
Спустя два месяца эта балерина вонзила ножницы ей в сердце. Рана была неопасной, но всего два сантиметра влево — и моя мать была бы мертва.
В реанимации я рассказал ей, что ощутил при встрече с напавшей на нее девушкой. Она посмотрела на меня и, немного помолчав, сказала:
— У тебя дар, Маркос. Научись его использовать и никогда не позволяй ему использовать себя.
Мы больше никогда не говорили о моем даре. Вскоре она поправилась. Ее никогда не волновало состояние ее сердца, она глубоко презирала этот переоцененный, на ее взгляд, орган. Вероятно, самыми важными ее эмоциями управлял пищевод.
— Хочешь встретиться с пришельцем наедине? — спросил шеф.
Я кивнул.
— Сколько времени вы его здесь держите? — спросил я прежде, чем войти.
— Три месяца.
— Вы держите его в заточении три месяца? — возмутился я.
— Мы испробовали на нем все известные нам методы, но так и не смогли понять, пришелец он или нет. Посмотрим, что скажет твой дар.
Если они решили обратиться ко мне, значит, они уже исчерпали все свои возможности. Наверняка в эту дверь до меня входили многие: военные, психологи, врачи и даже привилегированные палачи. Должно быть, все они потерпели фиаско, так как в высших сферах мой дар не пользовался популярностью.
— Откуда о нем узнала пресса?
После каждого моего вопроса шеф все больше нервничал. Мне кажется, ему не нравилось выслушивать вопросы, а уж тем более на них отвечать.
— Вероятно, утечка, — пробормотал он равнодушно.
— Что ж, судя по тому, что показывали по телевизору, через несколько часов журналисты захотят его увидеть.
— Поэтому ты и здесь, — изрек он, желая, чтобы я поскорее вошел к пришельцу.
— Вам придется выключить все камеры, чтобы не было помех.
Выражение его лица резко изменилось, он не хотел терять связь с помещением, где находился пришелец.
— Может быть, на этот раз попробуешь применить свой дар при включенных камерах?
— При камерах дар не действует, — напомнил я. — Электромагнитные помехи мешают мне отличить правду от лжи, воображаемое от реального.
Мой шеф потер себе лицо. Он был крайне раздосадован. Я представил себе, как трудно ему будет передать мою просьбу начальству. Им не захочется в решающий момент остаться в стороне.
— Ладно, мы все выключим, — согласился он. — Делай то, что считаешь нужным для получения информации.
