Но вот вроде появилась, забрезжила некая бледно-синяя надежда. Наташа была возбуждена, ходила, вернее, бегала вокруг холста, непричесанная, растрепанная, в старом, замызганном халате, специально предназначенном для таких болезненных процессов, и вовсе не годившемся для посторонних глаз. И вот надо же, именно в такой как раз день с утра пораньше кто-то позвонил в дверь квартиры. Эх, как жалела Наташа в такие моменты, что не владела матом! Она шла открывать и почти плакала от досады, что ее оторвали от холста, все настроение, все вдохновение испортили, скомкали, испоганили. За неимением более сильных выражений, поминала черта, его мать, других родственников и приятелей нечистого. И говорила сама себе: будь что будет — не стану переодеваться, пусть любуются, кто бы это ни был. Скорее всего, тетка, ну, в крайнем случае, Ирка. Эти переживут. Если же кто-то другой, менее близкий, почтальон, например, то пусть пеняет на себя, раз вздумал явиться к даме в такую рань без предупреждения.
Открыла дверь — за ней стоял участковый Мыскин. Стоял и, как обычно, смотрел в пол.
— Ну? — грозно сказала Наталья.
— Я пришел.
— Вижу. И дальше что?
— Выполняю распоряжение товарища Баюшкина.
— Какого еще Ба… Ах, Баюшкина, — опомнилась Наталья. — Ну ладно… собственно я…
— Рабочий день уже начался, — сказал участковый, — девять часов, ноль одна минута.
— Вот как… неужели уже так поздно? Никогда бы не подумала… Так вы для чего пришли? Выселять меня или позировать?
— Так точно!
— Так точно что?
— Пози… позицию… Позировать.
— У-у… Во дела… Я, честно говоря, уже и забыла думать… Ну, проходите тогда…
Участковый долго и тщательно вытирал ноги о коврик при входе, чего никогда не делал раньше, когда являлся в эту же квартиру как грозный представитель власти. Потом, стараясь не встретиться с Натальей взглядом, прошел в комнату и нелепо встал посредине.
— Сядьте, пожалуйста, вон на тот стул, у окна.
Мыскин какую-то секунду колебался, потом все-таки прошел к окну, уселся на стул…
— Чего вы так напрягаетесь? Я вас не съем… Может, стакан чаю налить?
Участковый энергично замотал головой: нет, чаю не надо.
— Ну, как знаете… а я себе налью, с вашего разрешения… потом возьму вот хороший такой лист… да вы расслабьтесь, расслабьтесь, вам же здесь придется довольно долго сидеть…
— Долго я не могу… у меня только двадцать семь минут…
— Ну, знаете, из-за двадцати семи минут не стоило и являться, — говорила Наталья, пытаясь скрыть облегчение от того, что этот человек сейчас уйдет, что неудачу можно будет объяснить тем, что времени не хватило.
