Темугэ в неуверенности молчал. От самой такой мысли взлетало сердце, но и подозрение, само собой, тоже закрадывалось.
— Ты по-прежнему надо мною подшучиваешь? — придав своему голосу спокойствие, поинтересовался он.
— Только когда ты надуваешься, как старая овца, со своими предостережениями, — пожал плечами Угэдэй. — Или ты меня предупреждаешь насчет яда, который мне якобы могут подсыпать в пищу или в вино?
На лице у Темугэ проступили пятна раздраженного румянца.
— А вообще, разве недостойное предложение? — между тем с улыбкой продолжал Угэдэй. — Пасти лошадей и овец У нас здесь может каждый. А вот пасти книгочеев, думается, мог бы только ты. Ты прославишь Каракорум. Я хочу, чтобы молва о нем шла от моря до моря.
— Если уж ты так ценишь мой ум, Угэдэй, — ворчливо заметил Темугэ, — то мог бы прислушаться к моим словам, хотя бы на этот раз.
Угэдэй обреченно махнул рукой:
— Ладно, дядя, говори, коли уж это тебе так надо.
— Два года мир тебя ждал. Никто не смел выдвинуть хотя бы одного солдата из страха, что станет первым примером твоей сокрушающей кары. Притихли даже Цзинь и Сун[11], подобно оленю, чующему, что где-то неподалеку затаился тигр. Так вот, это время подошло к концу. Ты призвал к себе свои армии, и уже через месяц, если ты до этого доживешь, быть тебе ханом.
— Если доживу? — переспросил Угэдэй.
— Где сейчас твои верные нукеры, Угэдэй? Ты отозвал их, и никто теперь не рыщет волками по станам в поисках крамолы. И при этом ты думаешь, что расправиться с тобой настолько уж сложно? Свались ты нынче ночью с крыши и проломи голову о булыжники своего драгоценного города, кто тогда станет к новолунию ханом?
— Лучше других шансы у моего брата Чагатая, — пренебрежительно бросил Угэдэй. — Если только не оставят в живых Гуюка, моего сына. По линии отца значится также Тулуй. У него тоже входят в возраст сыновья: удалые Менгу и Хубилай, Арик-бокэ и Хулагу. Со временем все они могут стать ханами. — Он улыбнулся, позабавленный чем-то, для Темугэ не вполне ясным. — Так что, как видишь, чингисово семя крепко. У всех у нас есть сыновья, но все мы при этом оглядываемся на Субэдэя. На чьей стороне будет непобедимый военачальник моего отца, за тем пойдет и войско, тебе не кажется? А без него начнутся распри, а там — и межплеменная война. Разве облеченные властью когда-то действовали иначе? Я, кстати, еще не упомянул мою бабку.[12] Зубов и глаз у нее уже нет, но дай ей только волю, она на всех страху нагонит.
