После укола и нескольких глотков воды Анна заснула. Когда проснулась, было уже утро. На побеленном потолке палаты играли солнечные блики. Она вспомнила, как ее старенькая няня, Анисия Егоровна, уверяла их с сестрой Олей, что это не солнечные зайчики, как их обычно называли, а свет, исходящий от Ангелов, когда они прилетают в чей-нибудь дом.
Снег лежал везде. На тротуаре, на крышах соседних домов, на деревьях. На попоне, прикрывавшей спину понурой кобылки, запряженной в сани. На картузе и сутулых плечах кучера, что ожидал седока напротив их дома. Даже пышные усы и борода извозчика были покрыты инеем.
Сестренки Берестовы, Оля шести и Аня пяти лет, уткнулись разгоряченными лбами в холодное оконное стекло. Ямщик дремал. Смешной кучер, как можно дремать на морозе? А может, он не кучер, а Дед Мороз? Оля и Аня прыснули смехом от такого нелепого предположения. Этого ямщика они видели много раз и раньше. Но где же тогда Дед Мороз? До того как прилипнуть к окну, они с визгом и хохотом носились по залу. Их мама, Анастасия Аркадьевна, вместе с горничной Полиной наряжала елку. Вначале девочки тоже помогали взрослым, пока можно было вешать игрушки на нижние ветки. Потом начали шалить. Анастасия Аркадьевна прикрикнула на них, а когда сестры присмирели, предложила им подойти к окну и попросить у Деда Мороза подарков на Рождество.
В доме Александра Всеволодовича Берестова, директора мужской классической гимназии, как и во всех прочих домах уездного города Кузьминска, готовились к встрече Рождества и нового, 1906 года. Менялись ковры и портьеры во всем доме. Этот ритуал неизменно совершался к Рождеству и Пасхе, чтобы подчеркнуть особую торжественность события. Дом действительно словно преображался, но Александр Всеволодович каждый раз подтрунивал над этим обычаем, называя его купеческим. Его супруга, Анастасия Аркадьевна, уязвленная иронией мужа, в долгу не оставалась:
– Милый мой, у тебя кругозор уездного дворянина. А между прочим, в Петербурге, в домах аристократов, к Рождеству и Пасхе тоже настилают праздничные ковры и меняют портьеры.
Анастасия Аркадьевна, дочь отставного полковника от инфантерии, получила образование в Петербургском пансионе благородных девиц. Она так никогда и не смирилась с пребыванием в глухой провинции и считала свою жизнь загубленной. Если она о чем-то беседовала с приходившими к ним гостями, то всякий раз поворачивала разговор к воспоминаниям о Петербурге. Александр Всеволодович и в этом случае не отказывал себе в удовольствии беззлобно подшучивать над столичной ностальгией супруги. К разладу в семье эти взаимные колкости не приводили, а лишь повышали тонус общего настроения.
