— Оленька, где ты это взяла? — страшная догадка пронзила Степана Петровича.
— В подъезде, дедушка! Хочешь, ещё принесу, там их много!
Лицо Степана Петровича перекосилось, а угол рта задрожал. Мгновенно ослабевшее тело покрылось испариной.
— Ты их ела, отвечай, ела?! — затряс он неистово внучку.
Конфеты сыпались к ногам, глухо стуча о китайский керамический пол. Голос внучки отозвался в ушах издалека слабым звуком:
— Только одну…
Врачи девочку выходили. С дочерью Степан Петрович общаться перестал — не мог простить, что бросила Оленьку у подъезда. В том, что истинным виновником несчастья был он сам, Степан Петрович даже себе не мог признаться. Он искал слов оправдания, но тщетно.
А Моею он всё-таки отравил. Наученный горьким опытом, Степан Петрович подложил к соседской двери кусочек мяса.
Шли годы. Ничего в жизни Степана Петровича не менялось. Изредка к нему в гости приезжала Оленька. Теперь её привозила не мама, а Костик — Оленькин друг. Всё с тем же завидным постоянством без видимых причин в доме умирали собаки. Всё с тем же безмолвным спокойствием относились к этому соседи.
Однажды Оленька позвонила дедушке по телефону и сказала, что выходит замуж. Организацию свадьбы Степан Петрович взял на себя. Заказал ресторан, договорился с лучшим в городе тамадой. Подарок опять же приготовил царский — квартиру двухкомнатную.
Отгудела, отшумела свадьба. Молодые въехали в новую квартиру, стали обживаться. Всё реже Оленька заглядывала в гости к дедушке, всё реже звонила по телефону. А потом и вовсе пропала на месяц. По вечерам Степан Петрович звонил любимой внучке на мобильный, но тот отвечал лишь длинными гудками.
Прошло еще две недели, и Степан Петрович, не выдержав, отправился к внучке сам. Ещё ни разу молодожёны не пригласили его к себе. Степану Петровичу даже обидно было. По дороге купил набор шоколадных конфет «Нежность» — к чаю.
На звонок долго не открывали. Степан Петрович подумал, дома нет никого, хотел уходить, но тут услышал голос внучки:
— Кто там?
— Это я, Оленька!
В квартире послышалась какая-то возня, суетливый шорох. Степан Петрович поёжился.
Наконец дверь открылась.
— A-а, это ты, дедушка? — Степана Петровича встретил холодный взгляд голубых глаз.
— Здравствуй, Оленька. Ты не звонишь, вот решил сам в гости заглянуть, — сказал Степан Петрович, предпринимая попытку войти.
Внучка стояла в дверях, неловко теребя край кофты.
— Ты что, Оленька, не рада мне? Или, может, я не вовремя? — искренне удивился Степан Петрович, и брови его поползли вверх.
