Батюшка проснулся оттого, что у него свело судорогой левую ногу, причем так, что ее просто нельзя было повернуть. Он застонал, хотел приподняться, оперся рукой, как он полагал, о матрац и ощутил ребро каменной ступени. Одурманенное сознание батюшки медленно реагировало на ситуацию, но все-таки он почувствовал, что лежит не в кровати. С большим усилием разлепил он глаза, не решаясь шевельнуть головой, которая почему-то болела чуть ли не в десяти отдельных местах, и увидел высоко над собой белый лепной потолок. Чуть скосив глаза, он разглядел знакомые очертания перил с торчащей в них его собственной ногой. Батюшка застонал и попробовал перевернуться. Однако ничего не получилось. Проклятые прутья плотно держали ногу. Он еще раз дернул ей и окончательно пришел в себя. Он лежал на спине вниз головой на лестнице в одном халате, одетом на голое тело, и в громадные окна, распахнутые между этажами, било сияющее утреннее небо. Голова его чувствовала себя так, будто по ней проехал средней тяжести бронетранспортер на гусеничном ходу. Через несколько секунд отец Авакум полностью пришел в себя и стал бешено вырываться из тисков. Что-то хрустнуло, резкая боль пронзила его, но из двух предметов — нога или прут — прут оказался слабее. Отец Авакум перевернулся через голову и упал, освобожденный, навзничь. Рядом со звоном приземлился вырванный с корнем прут.
— Батюшка, вам здесь удобно? — спросил педагога тоненький детский голосок, и отец Авакум увидел над собой склоненную маленькую головенку со вздернутым носом и любопытными глазками. — Вы с пятого этажа упали, да?
Батюшка привстал на колени и застонал, потом, опираясь на ступеньки, перевернулся и сел на нижнюю. Впереди себя он обнаружил несколько выглядывающих из-за двери голов. Когда он обернулся назад, то увидел, что через пролет лестницы глядят на него воспитанники…
«Черт-те что, — подумал педагог. — Я выпил чаю и прилег, потом пошел на вахту… а на кой черт я туда пошел. Познакомиться с новым вахтером? Вроде нет. В любом случае, кроме чаепития, ничего не помню. Однако надо выбираться отсюда».
Отец Авакум встал и, к своему ужасу, увидел, что весь пролет лестницы уже набит школьниками. Некоторые из них смеялись и показывали на полуголого отца Авакума пальцем. Отец Авакум одернул халат, поплотнее завернулся в него и пошире расставил ноги, потому что его сразу стало вести.
Шум и галдеж среди воспитанников интерната вдруг прекратились. С верхнего этажа спускалась делегация. Во главе ее шел директор интерната доктор Лада, с которым у батюшки были весьма натянутые отношения. Оба лидера интерната хотели быть у власти, но не желали ей делиться. До сих пор позиции отца Авакума, как лица духовного, к тому же идеолога Андреевского учения, были крепче, но утреннее лежание на ступеньках явно не добавляло ему авторитета.
