— Стой!
Из окопа выскочили два солдата.
— Документы!
Уосук, помедлив, вытащил из кармана записку Бондалетова. Между тем откуда-то сбоку к телеге подошел затянутый в ремни офицер.
— Открывай шлагбаум! — крикнул он, внимательно изучив бумагу.
Шлагбаум медленно пополз вверх. Уосук с облегчением выпрямился.
— Приехали!
Уосук вскинул голову. Незадолго перед Покровском он задремал и теперь с удивлением оглядывался вокруг. Впрочем, удивляться особенно было нечему. Здесь стояли такие же дома, срубленные из толстых бревен, как и в Якутске. В лучах заходящего солнца сверкали купола двух церквей. В отличие от Якутска, Покровск стоял у самого берега Лены. Это сразу бросалось в глаза.
Уосук помог ямщику перенести в здание почты тюки с корреспонденцией.
— Завтра, ваше семинарское благородие, я обратно трогаю, — заговорил ямщик густым басом. — А ты как? Со мной?
— Я, наверно, задержусь.
— Как же в город-то? Семьдесят верст с лишком!
— Не беспокойся, найду коня. Бывай здоров!
Уосук бесцельно пошел вдоль берега. В Покровске у него не было ни одного знакомого, и он не знал, где ночевать.
Густо звенели комары. От Лены тянуло прохладой. Уосук пожалел, что оделся по-летнему и ничего не взял с собой.
На берег поднялся дюжий огненноволосый парень с веслами на крутом плече. Под мышкой он держал плетенку — по-видимому, с рыбой. По его узковатым глазам было видно, что это сын «пашенного» — объякутившегося русского пахаря. Уосук решил заговорить с ним по-якутски. «Если поймет, попрошусь ночевать».
— Как улов? — улыбаясь, спросил он.
— Э-э, пустяк.
— Покажи!
— Да нечего и показывать… Не идет что-то.
В плетенке рыбы действительно оказалось немного.
— Как тебя зовут?
— Андреем.
— Ты здешний, что ли?
— Ну, а какой же еще? Вон дом мой. А ты отколь?
— Из города, брат.
— Из Якутска? А не встречал ли ты там одного ссыльного грузина? Серго звать.
— Орджоникидзе?
— Да, да! — обрадовался Андрей.
— Уехал твой грузин. В прошлом году.
— Ну, еще бы он остался! — воскликнул Андрей. — Все, бывало, говорил: «Что такое Якутия? Это тюрьма без решеток». А когда узнал, что царя скинули, ей-богу — поверишь ли? — на улице плясал. Наши-то говорят: рехнулся фельдшер!
— Видел я его пару раз, — осторожно сказал Уосук. — Неплохой человек, кажется.
— Что «неплохой»! Человечина! Таких днем с огнем не сыщешь. Всех лечил вокруг. Меня читать учил… Я и жену его хорошо знаю. Она наша, местная…
— Послушай, — решился Уосук, — мне тут остановиться негде. Ты не пустишь к себе?
