Основания колонн представляли собой массивные приземистые цилиндры из серого выщербленного камня, а гладкие, без резьбы капители напоминали упаковочные ящики. Стрельчатые окна располагались по два и обрамлялись простыми наличниками: круг, четырехлистник, крест. В каждом витражном окне стояли неотличимые ни лицом, ни фигурой святые; в руках они держали свитки с именами, выведенными нечитаемым готическим шрифтом. Толстое, промышленного вида стекло плохо пропускало солнечные лучи, а цвета были резкие и неприятные: светофорный зеленый, бутылочный синий и тусклый ядовито-красный — цвет дешевого клубничного джема. Пол церкви был выложен каменными плитами, длинные скамьи выпачканы чем-то липким и красным, наподобие патоки, низкие двери единственной исповедальни закрывались на защелки, как у сарая.
Из ризницы отец Ангуин с епископом прошли по сводчатому коридору, продуваемому сквозняками, и оказались в северной капелле. Они поглядели по сторонам, впрочем, без всякого толку. В церкви Святого Фомы Аквинского было темно, как в соборе Парижской Богоматери; как и там, невозможность понять, что происходит у дальней стены, рождала смутную тревогу. Своды терялись во мраке, однако вас не оставляло чувство, что они сразу над головой и мало-помалу опускаются — пусть всего лишь на дюйм, — выдавая стремление в один прекрасный зимний день слиться с плитами пола, образовав мерзлый ком каменной кладки с прихожанами посередине.
Церковь представляла собой глухое темное пространство, но кое-где тьма образовывала еще более темные сгустки. То были гипсовые статуи — именно в них сейчас пристально всматривался епископ. Почти перед каждой на грубой металлической стойке, похожей на прутья звериной клетки, горели свечи — тускло, словно болотный газ, мерцая от незаметного, затаившего дыхание ветерка. Да, церковь славилась сквозняками — они преследовали каждого прихожанина, словно дурная репутация, хватали молящихся за ноги, забирались под одежду, как кошки ластятся к людям, которые их не любят. Однако когда церковь пустела, сквозняки затихали, лишь пересвистывались порой над плитами пола, а пламя свечей тянулось к крыше, прямое и тонкое, словно портновская булавка.
— Эти статуи, — промолвил епископ. — У вас есть фонарик?
Отец Ангуин не ответил.
— Тогда ведите меня, — велел епископ. — Начнем отсюда. Не пойму, кто это. Негр?
— Не совсем. Он раскрашен. Почти все статуи раскрашены. Это святой Дунстан. Видите клещи?
