— Чаю?
— Не до чаю, — ответил епископ и встал, подбоченившись, на коврике перед камином. — Я приехал, чтобы говорить о единении всех здравомыслящих во Христе. Вижу, отец Ангуин, хлопот с вами не оберешься.
— Что, даже не присядете? — застенчиво спросил хозяин.
Слегка раскачиваясь на месте, епископ стиснул розовые ладошки и строго посмотрел на священника:
— Следующее десятилетие, отец Ангуин, станет десятилетием единения. Десятилетием мира и согласия. Десятилетием, когда христианское сообщество должно сплотиться и забыть старые распри.
В гостиную с подносом вошла Агнесса Демпси.
— Ну раз уж вы настаиваете, — сказал епископ.
Когда мисс Демпси вышла — не сразу, ее колени из-за сырости плохо гнулись, — священник спросил:
— Десятилетием, когда будет зарыт топор войны?
— Десятилетием примирения, десятилетием согласия и единомыслия.
— Ума не приложу, о чем вы толкуете, — сказал отец Ангуин.
— О духе экуменизма, — отвечал епископ, — и не говорите мне, что не ощущаете его дуновения! Что до вас не долетают молитвы миллионов христиан!
— То-то я гляжу, мне дует в шею.
— Я опережаю свое время? — вопросил епископ. — Или это вы, отец Ангуин, предпочитаете закрыть глаза и уши перед ветром перемен? Налейте мне чаю, не люблю перестоявший.
Священник подал гостю чай, тот аккуратно взял горячую чашку, сделал обжигающий глоток. Затем расставил ноги, заложил свободную руку за спину и тяжко вздохнул.
— Утомился, — заметил отец Ангуин тихо, но не про себя. — Устал от меня. Чай достаточно горячий? Не перестоял? Виски долить? — Священник повысил голос. — Мне невдомек, о чем вы толкуете.
— Вы слышали о богослужениях по-английски? — спросил епископ. — Вы о них думали? Я думаю о них постоянно. В Риме есть люди, которые о них думают.
— Я этого не одобряю, — покачал головой отец Ангуин.
— Дорогой мой, лет через пять, да что там, раньше, у вас не останется выбора!
Отец Ангуин поднял глаза.
— Вы хотите сказать, чтобы служба была понятна молящимся?
— Именно так.
— Пагубная затея, — внятно сказал священник. — Чушь несусветная. — Затем, громче: — Если вы считаете, что латынь для них слишком хороша, я не удивлюсь. Но тут у нас главная беда, что они и родной-то язык знают еле-еле.
— Я слышал, — сказал епископ. — Жители Федерхотона не слишком образованны. Спорить не буду.
— А что прикажете делать мне?
— Все, что может способствовать их благу. Я не говорю о муниципальном жилье, с ним тут проблема…
— Requiescant in расе[2], — пробормотал отец Ангуин.
