Фотографии с места преступления позволяют легко проникнуть в чужие тайны. В отличие от фотоискусства, где специально подбирают свет и композицию, чтобы подчеркнуть мгновения красоты, полицейские фото фиксируют во всех деталях суровую, ничем не приукрашенную реальность. Их просмотр доставляет мало удовольствия, а порой повергает в уныние.
Разбитое окно. Забрызганная кровью кухня. Женщина лежит в постели, раздвинув ноги; лицо ее закрывают порванные трусики. Распухшее тело ребенка в вентиляционной шахте. Кошмар возвращается раз за разом – мгновения, часы, дни спустя.
Или даже месяцы.
В девять сорок Хикай принес фотографии из «Параисо». В отсутствие костей для анализа эти фото давали мне единственную надежду восстановить облик жертвы, а может, и связать скелет в отстойнике с одной из пропавших девушек.
Я открыла первый конверт. Было немного страшно, но вместе с тем не терпелось узнать, сколько анатомических подробностей сохранилось.
Или потерялось.
Переулок.
«Параисо».
Обветшалый маленький оазис на заднем дворе.
Я разглядывала всевозможные виды отстойника до вскрытия и после, до, во время и после осушки. На последнем снимке пустые камеры пересекали тени, похожие на длинные костлявые пальцы.
Убрав первую пачку обратно в конверт, я взяла следующий.
Первая фотография изображала мою устремленную к небу задницу на краю отстойника. На второй виднелась кость на простыне в мешке для трупов. Даже с увеличительным стеклом деталей различить не удавалось. Отложив лупу, я продолжила просмотр.
Через семь снимков обнаружила крупномасштабную фотографию локтевой кости. Ведя вдоль нее лупой, изучила каждую впадину и углубление. И уже готова была сдаться, когда вдруг заметила тонкую, как волос, линию на конце со стороны запястья.
– Взгляните.
Взяв лупу, Галиано склонился над снимком. Я показала кончиком шариковой ручки.
– Это остаточная эпифизарная линия.
– Ay, Dios, – проговорил он, не поднимая взгляда. – И что это значит?
– Видно, как головка кости врастает в конец ее ствола.
– И что это значит?
– Это значит, что жертва была молода.
– Насколько?
– Вероятно, не старше девятнадцати.
Он выпрямился:
– Muy bueno[26], доктор Бреннан.
На середине третьей пачки начались фотографии черепа. Я разглядывала снимок за снимком – и желудок мой сжимался в еще более тугой узел, чем тогда, в отстойнике. Хикай фотографировал череп по меньшей мере с шести футов. Грязь, тени и расстояние скрывали все черты. Даже увеличительное стекло не помогало.
