Схватившись за голову, Ингвиль села, почти упала на землю, не сознавая, где она и кто она. Целый мир, зéмли и годы разом вошли в ее душу. Нестерпимая тяжесть придавила ее к земле. Если таков он, чудесный дар ясновидения, то какой же человек его выдержит?
«Хороший хозяин каждому работнику дает задание по силам! – вдруг вспомнился ей голос бабушки. – Так и боги. Они не возлагают на плечи людей непосильного бремени – только то, что по силам. А если не знаешь своих сил, ищи – и найдешь».
Ингвиль открыла глаза. Она сидела на земле, на влажном от росы мху с мелкой травой, прислонясь плечом к черному округлому боку стоячего камня, трезво-холодному в этот ранний час. Чтобы узнать, где будет солнце в переломный день года, нужно сначала узнать, откуда смотреть. Чтобы узнать цель и смысл своей судьбы, нужно сначала узнать себя. Ингвиль сделала только первый шаг на этом пути, и от трудности его у нее подогнулись ноги.
Красивый корабль отошел от берега. Блестели под солнцем мокрые лопасти весел – гребцы вели «Тюленя» на широкий простор, туда, где его подхватит ветер. Ингвиль уже не видела Хродмара, но вместо прежнего отчаяния и пустоты вдруг ощутила в сердце стойкое тепло. Пусть сейчас им приходится расстаться – душа ее всегда будет с ним.
Она вытерла лицо, поднялась и поспешно вышла к самому берегу. «Тюлень» проходил мимо нее, она смотрела сверху и видела каждого человека на скамьях. Хродмар поднял голову и увидел ее. Руки его лежали на весле, но он кивнул ей, улыбнулся издалека. Ингвиль подняла обе руки над головой и широко помахала ему. Она будет его ждать. И какие бы пугающие видения ни бросал ей ее нежданно обретенный дар, она будет верить в добрую судьбу. Если не верить, то и жить станет незачем.
Прищурившись, Хродмар всматривался в знакомые очертания берега. Уже отчетливо был виден Дозорный мыс, стороживший горловину Аскефьорда, а на мысу мелькало неясное движение: их тоже заметили. Раньше лучшими в дружине Моди глазами обладал Геллир. Теперь же Геллир по старой памяти еще сидел на своей скамье, со своим длинным носовым веслом, к которому за долгие годы привыкли его сильные руки, но веки его были опущены над мертвыми, навек погасшими глазами. Лицо хирдмана хранило спокойное выражение, но он не мог не думать о том, что сидит на весле, как видно, в последний раз.
Ездить может хромой,
безрукий – пасти,
сражаться – глухой;
даже слепец
до сожженья полезен —
что толку от трупа?
