До этого я прочитал десятки работ о мигрени и ее возможных причинах, но ни в одной из этих работ я не встретил описания всего богатства феноменологии мигрени, описания полного диапазона и глубины страданий, испытываемых больными. В надежде найти более полное, глубокое и гуманистическое описание мигрени я взял эту книгу на выходные. Приняв привычную дозу горького амфетамина, предварительно подсластив его сахаром, я принялся за чтение. На фоне подстегнутого воображения и обостренных эмоций книга Лайвинга показалась мне еще более волнующей и очаровательной. Я хотел только одного – поставить себя на место Лайвинга, проникнуть в его разум и в атмосферу того времени, когда он работал и творил.
Находясь в каком-то кататоническом оцепенении, не двинув ни единым мускулом и, кажется, даже ни разу не облизнув губ, я за один присест прочитал все пятьсот страниц «Мигрени». Прочитав книгу, я почувствовал себя так, словно сам стал Лайвингом, воочию увидев пациентов, которых он наблюдал и лечил. Подчас я переставал понимать, прочитал ли я книгу или сам ее написал. Я почувствовал, что перенесся в Лондон диккенсовских времен – в 60–70-е годы XIX века. Мне понравился гуманизм Лайвинга и его уверенность в том, что мигрень – это не каприз богатых изнеженных дам, а болезнь, которая поражает и тех, кто плохо питается и работает в душных фабричных цехах. Сочинение Лайвинга напомнило мне исследование Мэйхью о положении рабочего класса в Лондоне. К тому же Лайвинг был блестяще образован в биологии и в естественных науках и, кроме того, был непревзойденным мастером клинического наблюдения. Я думал: «Это лучший образец викторианской науки и медицины, это же подлинный шедевр!» Книга Лайвинга дала мне то, чего я так жаждал, наблюдая больных мигренью и возмущаясь скудостью современных статей по этому предмету, которые, казалось, и представляли всю «литературу» о мигрени. Я впал в экстаз; мигрень, как сияющее созвездие, светила мне с высот неврологического небосклона.
Однако с тех пор как в Лондоне жил и творил Лайвинг, прошло без малого сто лет. Взволнованный и возбужденный своим сравнением с Лайвингом, я тем не менее задумался и задал себе вопрос: сейчас 60-е годы XX, а не XIX века, и кто сможет стать Лайвингом наших дней? В голове моей зазвучали самые разные имена. Я вспомнил доктора А., доктора Б. и доктора В. Все они были неплохими специалистами и хорошими врачами, но ни один из них не сочетал в себе научной эрудиции и гуманизма Лайвинга. Именно в этот момент внутренний голос отчетливо произнес: «Дурачок, это же ты!»
