Жозе Б. тоже писала мне о своем детском «синдроме Алисы в Стране Чудес» во время лихорадки. Больная рассказала, как ей казалось, что она «становится невообразимо маленькой или ужасно большой, а иногда и то и другое вместе». У Жозе нарушались представления о пропорциях и схеме тела: «Однажды вечером я не могла уснуть – как только я ложилась в кровать, мне начинало казаться, что я становлюсь непомерно высокой». У больной были и зрительные галлюцинации: «Я вдруг увидела ковбоев, швырявших в меня яблоки. Я запрыгнула на мамин туалетный столик и спряталась за губной помадой».
Другая больная, Эллен Р., переживала ритмичные, пульсирующие зрительные галлюцинации:
«Я «видела» гладкую ровную поверхность, блестящую, как стекло или пруд. Из центра поверхности к ее краям расходились круги, какие образуются от брошенного в воду камня. Круги расходились сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Поверхность была от этого все время покрыта волнующейся рябью, и на фоне этого волнения усиливалось и мое возбуждение, а когда рябь улеглась, то успокоилась и я».
Иногда в бреду возникает жужжащий звук, который тоже сначала нарастает, а затем постепенно утихает.
Очень многие люди рассказывают, что в бреду им казалось, что их тело сильно распухает, но Дивон Б., когда у него была высокая температура, чувствовал, что у него распухает ум:
«Самое странное в этих галлюцинациях было то, что они не являлись чувственно воспринимаемыми. Это были галлюцинации абстрактных идей. Мною внезапно овладевал страх перед большим, очень большим и продолжавшим расти числом (или какой-то вещью, которую я никогда не мог себе зрительно представить). Помню, что в бреду я расхаживал взад и вперед по коридору, испытывая непередаваемый страх перед этим экспоненциально нараставшим числом. Мне казалось, что это число способно поколебать мои самые фундаментальные представления о мире, представления, которые не подлежали никакому сомнению, как незыблемый, спасительный абсолют».
Это письмо заставило меня вспомнить об арифметическом бреде Владимира Набокова, который он описывает в автобиографии «Память, говори»:
«В детстве я проявлял исключительные способности к математике, которые полностью утратил в пору моей на редкость бездарной юности. Этот дар играл грозную роль в моих борениях с ангиной или скарлатиной, когда беспощадно распухали огромные шары и многозначные цифры у меня в горячечном мозгу. Глуповатый гувернер поторопился объяснить мне логарифмы, а в одном из журналов я прочел о некоем вычислителе-индусе, который ровно в две секунды мог извлечь корень семнадцатой степени из такого, скажем, числа как 3529471145760275132301897342055866171392 (не уверен, что правильно его запомнил; во всяком случае, корень равнялся 212). Вот эти-то монстры и кормились на моем бреду, и единственное, чем можно было помешать им вытеснить меня из меня самого, это вырвать их сердца. Однако они оказывались слишком сильны, и я садился и с усилием составлял путаную фразу, силясь объяснить матери мое состояние. Сквозь бред она узнавала ощущения, известные ей по собственному опыту, и это ее понимание помогало моей разрывающейся вселенной вернуться к Ньютонову образу».
