В середине мая приехал в Харьков на гастроли Федор Шаляпин.
Сергеев с Корнеевым, Егором Щербаком и Брониславом Куридасом — членами Общества рабочих при Народном доме — посетили знаменитого певца в номере «Гранд-отеля».
Шаляпин встретил депутацию приветливо:
— Охота, значит, послушать мое пение? Что ж... Сам когда-то сапожничал, токарил и театром болел. Контрамарок десять?
— Не о себе хлопочем, Федор Иванович, — стал объяснять Сергеев. — Билеты в оперный театр рабочим не по карману. Дайте дешевый концерт в Народном доме — он вмещает тысячи полторы людей.
Артист колебался. Поступиться деньгами? Глотка у него не медная... Но ведь рабочие...
— Ладно, господа фабричные! Концерт — в эту субботу, билеты устроим недорогие. Но рядов десять партера продадут подороже местной знати.
Настала суббота. В партере — заводчики, помещики, гласные думы, полицмейстер Бессонов. Но тылы партера, амфитеатр, балконы, галерея заполнены рабочими. Студентам тоже продана часть билетов.
Рабочие, столько рабочих! Не потому ли у Народного дома на Конной площади усиленные наряды полиции, снуют озабоченно шпики?
Саша Васильев и Даша Базлова, фельдшерица с Сабуровой дачи, сидели в амфитеатре, у самого выхода в фойе. Васильев сказал:
— Сегодня Артему нужен особо надежный ночлег.
Дашу волновало оказанное ей доверие, но выглядела она спокойной. Ее комната — в отделении буйнопомешанных, и посторонним туда доступа нет.
— Но где же он, где? — шептала она. — Покажи.
— Успеешь.
Девушка нахмурилась. Только и разговору в городе: Артем, Артем... А что тут правда, что выдумка?
Шаляпин вышел на сцену. Шквал аплодисментов. Артист поклонился:
— Счастлив петь для таких слушателей. И прошу передать мой привет тем товарищам, которые не смогли быть сегодня здесь.
В партере переглядывались и морщились. «Товарищи»... Их раздражал этот выходец из низов. Но когда Шаляпин спел арию Мельника из «Русалки», партер бушевал вместе со всеми:
— Бис! Бис!..
А Федор Иванович пел уже «Тройку», потом «Блоху». Мощный, проникающий в душу голос лился словно с неба и заполнил огромный зал Народного дома. Овации сотрясали здание.
Устав от пения, Шаляпин стал читать стихи Скитальца. «Узник»...
Ржавый ключ, как будто зверь.
Мой замок грызет сурово,
И окованную дверь
Затворили на засовы...
Полицмейстер заерзал в кресле. И это артист императорского театра?
