Вскоре все места на Главной трибуне были заняты. Естественно, чёрт знает кем: проще сказать, кого там не было — нормальных и обычных людей, вот кого.
— Слышь, принц хренов, не наглей, — по-честному предупредил Максим соседа справа, беспардонно орудующего худым костлявым локтем. — Если ты, харя носатая, вырядился под Наследника английской Короны, то это не даёт тебе право, мать твою…
— Что такое, смерд? — высокомерно подрагивая тёмно-рыжими бакенбардами, возмутился сосед. — Совсем поляны не видишь? Со зрением плохо? Не осознаёшь, рожа в шляпе, с кем, червь земной, говоришь? Да я тебя…
Пришлось, понятное дело, ткнуть наглецу — указательным пальцем — в нужную болевую точку, после чего он тут же успокоился и, благостно сложив ладошки на тощем животе, задремал.
— Будь поосторожней с профессиональными навыками, — шёпотом посоветовал наблюдательный Мегре. — Чай, не на учебном полигоне спецназа. А если это — самый настоящий и натуральный принц Чарльз? Что тогда?
— От прошлогодней сахарной свеклы — высокая ботва, — неуклюже отшутился Макс. — Кто из нас принц — ещё большой-большой вопрос. Вот, женюсь на черноволосой принцессе своего глупого и доверчивого сердца, и тоже — в миг — стану знатным принцем…. Разве нет?
— М-м-м…
— И лишь загадочное мычание было ему ответом…. Всё, закончили шептаться. Кажется, начинается…
На высокий квадратный подиум, возведённый рядом с Главной трибуной и украшенный несколькими солидными микрофонами, по длинной лестнице поднялись — бок о бок, и дружно позвякивая крохотными колокольчиками-бубенчиками, — два шута. Один — низенький, приземистый и пузатый. Второй, наоборот, высокий и субтильный.
«Странно, в моём недавнем «выпуклом» сне шут был всего один», — слегка удивился Максим. — «Впрочем, вещие сны, они же не дословно, так сказать, предсказывают будущее, а только в общих чертах. Вот, того же сеньора Мануэля Кастильо, например, в том сне не было и в помине. А сейчас он, безусловно, есть. Сидит себе рядышком, усатик, как ни в чём не бывало…. Кстати, от него очень даже приятно пахнет: морской утренней свежестью и — совсем чуть-чуть — колодезной осенней водой, в которую нападало багряных и тёмно-жёлтых листьев, облетевших-опавших с осин…. Интересно, а каким парфюмом он пользуется? Надо будет обязательно поинтересоваться…».
Первым слово (на испанском языке), взял толстый шут — долго и красочно говорил о незабываемых красотах этих благословенных краёв: о «вечнозелёных и беспокойных джунглях, которые не засыпают никогда», о «голубых далёких горах, полных неизъяснимой печали и зовущих в дорогу — прочь от родного очага», о «стадах белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны», о «Великом и несравненном Карибском море», о «песчаных белоснежных пляжах означенного моря, на которых так любят загорать самые симпатичные и стройные девушки этого Мира», и о «яркой многоцветной радуге, которая призвана соединять любящие сердца…».
