Исповедь послушницы | страница 98
– Проснитесь, проснитесь!
Энрике едва не подскочил от громкого возгласа, на самом деле бывшего всего лишь настойчивым шепотом.
Он открыл глаза. Над ним склонилась Мария.
– Что случилось?!
– Я хочу поговорить с вами.
Энрике сел на постели, мало что понимая спросонья.
– Это не может подождать до утра? – Он старался сдержать недовольство.
– Нет.
– Хорошо, говори, – ответил он и вдруг заметил, как она одета.
На самом деле Мария была раздета – на ней был только тот самый нежно-розовый с золотыми монетками платок; девушка ловко обвязала его вокруг тела, но ее плечи, грудь и ноги были обнажены. Груди были упругими и полными, с крупными темно-коричневыми сосками, ноги – крепкими и вместе с тем прекрасно очерченными, стройными.
– Возможно, ваши люди доведут меня до места целой и невредимой. Но потом меня обязательно изнасилуют: я из морисков, а отныне в отношении нас у испанцев развязаны и руки, и совесть. Возможно, мне придется торговать собой, чтобы добыть пропитание. Потому я хочу, чтобы моим первым мужчиной стал мой спаситель.
Энрике отнюдь не обрадовался тому, что услышал; напротив, его захлестнули муки совести.
Молодой человек удивился: прежде он легко ложился в постель с понравившейся женщиной, а когда наступала следующая ночь, нередко забывал ее имя.
– Возвращайся в постель, Мария, и не говори глупостей. С чего тебе добровольно приносить себя в жертву? Я вовсе не хочу, чтобы ты принадлежала мне. Я никогда не смогу на тебе жениться и не желаю нести ответственность за то, что случилось. Мне не доставит удовольствия лишать тебя чести, – строго произнес Энрике.
– Мне больше некому принадлежать. Я принадлежала своей семье, земле, на которой родилась, своему народу. Я была подданной королевства Гранада. Мою семью уничтожили, мой народ согнали с родной земли. Так или иначе, но у меня уже нет чести. Меня самой больше нет. Вам не надо на мне жениться, потому что невозможно жениться на призраке или тени. Я вам совсем не нравлюсь?
Вопреки ожиданию она говорила не с возмущением, а с глубокой печалью и легкой укоризной.
– Ты мне очень нравишься, но я дворянин, и мне будет противно чувствовать себя негодяем, хотя… на самом деле я негодяй, потому что я тоже испанец и принимал участие в этой войне! Ты должна меня ненавидеть, Мария, а не предлагать себя.
– Зачем ненавидеть того, кто и так все понимает?
– Я ничего не понимал, пока не увидел, что такое война. Пока не встретил тебя.
За пологом палатки стояла непроглядная ночь; между тем Энрике знал, что теперь до утра не сомкнет глаз.