Когда подали еду и вино, Ниол и Кончита по-настоящему разговорились. Девушка сказала, что она сирота и с раннего детства путешествует с балаганом. Они редко подолгу задерживаются на одном месте, потому что боятся преследований служителей Церкви.
– Мою мать объявили колдуньей и сожгли на костре, – призналась Кончита. – А у тебя есть родители?
– Только мать.
Девушка склонила голову набок и прищурилась.
– Я вижу, что ты не белый, но не могу понять, какая кровь течет в твоих жилах.
Ниол сделал большой глоток вина и ответил:
– Неважно. Думаю, ты не слышала о таком народе.
– Однако я рада, что это позволяет нам запросто сидеть рядом и разговаривать, – заметила Кончита и вдруг сказала: – Девушка, о которой ты мечтаешь, не похожа на меня.
– Я ни о ком не мечтаю. Все, что мне надо, у меня уже есть: здесь и сейчас.
– Именно такой ответ я хотела услышать больше всего.
Когда они вышли из полутемного кабачка на ослепительный солнечный свет, цыганка предложила юноше посмотреть, как она живет.
Внутри обтянутой плотной тканью повозки было душно. Повсюду валялись какие-то тряпки, дешевые украшения, посуда. Кончита задернула занавески, схватила глиняный кувшин с водой и принялась жадно пить. Потом протянула сосуд Ниолу и, когда он утолил жажду, сказала:
– Раздевайся. Я хочу увидеть, как ты выглядишь без одежды.
Губы Ниола дрогнули в смущенной улыбке.
– Не бойся, – добавила Кончита. – Если хочешь, я сделаю это первая.
Она без малейшего стыда освободилась от пышных юбок, расстегнула пестрый лиф. Ее грудь была смуглой и крепкой, под мышками и внизу живота буйно вились смоляные волосы. От нее пахло какими-то травами, потом и неутоленным женским желанием.
Юноше стало трудно дышать. Он медленно стянул с себя одежду и замер в нерешительности, между тем как черные глаза Кончиты излучали тепло и ласку.
– Мне нравится, что ты не набрасываешься на женщину, как изголодавшийся хищник, а любуешься ею.
– Просто я еще никогда этим не занимался, – признался Ниол.
– Не беспокойся, я научу тебя, как сделать так, чтобы было хорошо и тебе, и мне, – сказала девушка и, разглядев его со всех сторон, заметила: – Ты еще лучше, чем я думала! Иди ко мне, я заставлю тебя забыть о твоих печалях!
Когда Ниол прикоснулся к ней, ему почудилось, будто он обнимает пламя. Возможно, цыганка и впрямь происходила из рода колдуний; во всяком случае, она легко пробудила в юноше древнее неистовство и заставила его забыть себя от страсти. Занимаясь любовью, Кончита словно боролась с могучей и темной силой, пожиравшей ее тело. То было наслаждение на грани отчаяния, слияние, стирающее границы, которые некто незримый провел между людьми, заставив их биться в сетях от рождения до смерти.
