Я так и сидела в большой комнате, когда вернулся отец. Я отошла к стене, чтобы он не сразу меня увидел: внутри было уже темнее, чем на улице. Придерживаясь одной рукой за косяк, отец уперся левой стопой в правое колено и принялся развязывать шнурок.
– Здравствуй, – тихо окликнула его я.
Нога его со стуком опустилась, отец напряженно всмотрелся в сумрак. С минуту он глядел на меня с улыбкой, исполненной нежности, потом снова упер стопу в колено и, стаскивая с себя ботинок, проговорил:
– Какой сюрприз! Вспомнила про нас?
– Я всегда вас помню.
Он покачал головой, надел тапочки, и, как в старые времена, я подала ему полотенце. Теперь его глаза выражали упрек. Он сказал мне:
– Я не думал, что ты окажешься неверна.
Горло перехватило судорогой. Я приняла эти слова, как выражение отцовской любви.
За ужином он все подкладывал мне еду и говорил без умолку. Никогда прежде он так много не говорил. Махмуд не спустился к ужину.
– Скажи-ка, – посмеивался отец, – чем ты кормишь мужа на обед и на ужин? Ты готовить-то умеешь? До меня дошли слухи, что он собирается прийти к нам и пожаловаться на кормежку.
– Кто? Хамид? Бедняга никогда не жалуется – ест, что я перед ним поставлю. Он даже говорит: “Не трать зря свое время у плиты”.
– Ха! А на что же тебе тратить время?
– Он говорит, я должна закончить учебу.
Молчание. В глазах отца промелькнула искра, а все остальные так и уставились на меня.
– А за домом кто будет смотреть? – возмутилась мать.
– Не беда! Я справлюсь и с тем, и с другим. К тому же Хамид говорит: “Не хлопочи насчет обеда и ужина и домашних дел. Займись тем, что тебе интересно, и в первую очередь учебой, это самое важное”.
– Глупости! – вмешался Али. – В школу тебя не возьмут.
– Возьмут. Я уже сходила и договорилась. Меня примут в вечернюю школу и допустят к государственным экзаменам. Кстати, не забыть бы забрать с собой книги.
– Слава Аллаху! – воскликнул отец, и мать с изумлением оглянулась на него.
– Где же мои книги?
– Али, сынок, – сказала мать, – принеси из подвала синий пакет: в нем книги.
– С какой стати? У нее у самой рук-ног нет?
Отец с небывалой яростью обернулся к сыну и занес руку, чтобы ударить его по губам.
– Молчать! – выкрикнул он. – Не желаю больше слышать, как ты грубишь сестре… Еще раз себе такое позволишь – все зубы выбью!
Мы в ужасе глядели на отца. Али, угрюмый, напуганный, вышел из комнаты. Фаати прижалась ко мне и тихонько засмеялась. Как же она обрадовалась!
Когда я поднялась уходить, отец проводил меня до двери и шепнул:
