Первые лет 15–20 после войны молодых ещё фронтовиков сносили на кладбище практически каждый день. Зимой они замерзали, летом тонули, круглый год гибли в поножовщине, «сгорали от водки», кончали самоубийством… Куда-то ехали, что-то искали, где-то скитались — жили на вокзалах, в поездах. И там же — неприкаянные умирали.
Нет, что-то не приживались фронтовики в массе своей в этом отвоёванном ими мире. Почему-то упорно не верили они ему и даже люто презирали. Да они, собственно, после этой войны вообще ни во что не верили — ни в Божий суд, ни в человеческую справедливость.
«Такая была война!» — рыдал, скрипя зубами, подвыпивший однорукий сосед дядя Коля Пронин и кивал в сторону жилья другого соседа — солидного и официального Валерия Валентиновича: «Напился кровушки, красный клещ — васильковые погоны!»
Когда у дяди Коли интересовались причиной его необузданного невнятного гнева по поводу прошедшей войны, удивлялся: «А немец-то при чём?»; и, воздевая культю по локоть в сторону соседского дома, торжественно резюмировал: «Вот эта падла, детки, хуже любого гитлера!»
Численное преобладание именно подобной категории людей, прошедших войну (а война коснулась всех без исключения), было настолько очевидным, что не могло не смущать здравый ум, формирующийся в атмосфере вопиющих нравственных и фактических противоречий…
Человек, проходя по улице, видел одно. А зайдя в учреждение — получал официальное заверение в том, что видел на улице совсем другое. А если требовалось — то и личную подпись ставил под тем, чего не видел… И в отношении памяти о войне действовала та же жёсткая цензура.
Дядю Колю однажды всё-таки увезли — несмотря на его инвалидность и тринадцать детей, которых он начал строгать ещё в довоенные годы. Вернулся он года через четыре — иссохший, скрюченный, молчаливый, с печатью совершенной отчуждённости на лице. За время его отсидки умер от болезни, полученной в результате травмы позвоночника, его послевоенный тринадцатый ребёнок — мой тёзка и ровесник, с которым мы росли вместе до 10 лет. Дядя Коля пережил своего последыша совсем ненадолго — умер через несколько недель после возвращения. Было ему тогда лет (страшно подумать!) — всего-то за сорок… Земля ему пухом!
У дяди Коли было мало наград: медаль «За отвагу» да Орден красной звезды, которые он надевал редко — только по праздникам. За кого дядя Коля воевал?.. Он декларировал этот тезис следующим образом: искал глазами своих ребятишек и, ткнув в них пальцем, отвечал: «А вот за них! И за Клаву, конечно» (жену).
