— В корне, это как? — встревожился Иван Васильевич.
— Чтобы гангрена не распространялась, что делают? Отсекают причину. Я доступно выражаюсь?
— Причину-у-у? То есть…
— Вот именно, вы быстро схватываете суть, сразу видно умного человека. Другой бы начал плакать, стенать, молить пощады, а вы… Молодец, ценю! Да что там, уважаю! Мало таких вот осталось, все больше хлюпики, слабаки.
— Так я же… мне собственно… так вот значит! — Иван Васильевич окончательно загрустил.
По всему получается, что влип он со своей добротой, как кур в ощип. Плохо, что помрет, очень плохо. Но хуже того, души останутся без него, как сироты убогие. Без подпитки, без энергии, без дружеского слова, а значит, нет им никакого смысла на этом кладбище оставаться. Нельзя ему помирать, никак нельзя.
— Да ты не грусти! Желание твое исполнится, думай пока, чего хочешь напоследок. А хочешь выпьем на посошок?
Смерть взмахнула рукой, и на полянке перед ними из ниоткуда возник столик. Запотевший с холода графинчик водки, огурчики, капустка, хлеб черный, крупными ломтями нарезанный — без излишеств, просто и скромно. Действительно на посошок, не на пьянку. Стаканчики граненные сами собой наполнились, как по волшебству.
— Ну, что будем? — выдохнула Смерть и опрокинула стакан. Иван Васильевич автоматически выпил водку, не чувствуя вкуса горячительного напитка.
Закусывать не стал, вдохнул холодного воздуха, смахнул выступившую слезу и молча налил себе еще на три пальца. Его собеседники переглянулись и так же молча долили себе. Молча выпили, крякнули, собрались было завершить процедуру, но Иван Васильевич снова поднял графинчик и налил всем присутствующим.
— Без третьей, первая не считается! — скупо пояснил он и махнул стакан водки, словно воду.
Собеседники переглянулись и постарались повторить маневр директора. Франт в два приема одолел свою порцию, остальные же выпили водку мелкими глотками, спешно зажевали капустой и задышали сильно, словно пытаясь выгнать огненное зелье дыханием.
— Негоже оставлять! — тряхнув остатками в графинчике, заключил Иван Васильевич и разлил остатки по стаканам.
Ровно разлил, тютелька в тютельку, словно по линеечке — четыре стакана с первого раза поровну. Нашим мастерам палец в рот не клади, откусят и выплюнут, потому как пьют без закуски. Словно по команде взметнулись четыре руки, булькнуло в стаканах и остатки огненной воды упали в желудки.
Иван Васильевич отщипнул от горбушки черного хлеба кусочек, занюхал его, широко открывая ноздри, словно хотел запомнить этот запах, оставить его в душе на долгую память.
