Пес, видимо, сильно линял. Весь двор был усыпан клочками рыже-серой собачьей шерсти.
— Когда пропал Маркиз?
— Не знаю. В начале четвертого будто кто-то подтолкнул меня. Я вскочила, глянула в окно. Еще было темно. Луна как раз освещала навес. И обмерла — нет Маркиза.
— А дальше?
— Ну, выскочила… Нет, и все.
— Подожди. Может быть, тебя разбудил скрип ворот, чьи-то шаги?
— Нет, нет! Было совершенно тихо.
— А ворота?
— Заперты.
— И ты сразу пошла на хутор?
Она глянула мне в глаза почти с ненавистью. Но я решил не отступать. В конце концов сейчас я находился при исполнении служебных обязанностей. Личные чувства надо было отмести.
— Почему ты пошла прежде всего в Крученый? Ты ведь пошла пешком. Среди ночи…
— Я не хочу ни перед кем отчитываться! Мне надоело, надоело! Все лезут, шушукаются…
Вот тебе и тихая Лариса! Передо мной стояла вся напружинившаяся рысь.
— Меня не интересуют никакие разговоры и сплетни, — сказал я как можно спокойнее и холоднее. — Сейчас я говорю только о фактах. Если кто и бросил какие-то подозрения на Сергея, то это прежде всего ты сама.
— Я подумала, что он подшутил надо мной. — Она умоляюще посмотрела на меня. — Ну бывает ведь такое? Могла я так подумать?
— Могла, — согласился я. — Он что, заходил вечером?
Она мотнула головой и резко ответила:
— Он сюда никогда не заходил. Бабка Настя строго-настрого приказала никого сюда не водить.
Я отвел глаза в сторону. И пошел к калитке, внимательно осматривая дорожку, ведущую к хате.
— Бабка Настя говорила, что собака беспокоилась.
Лариса махнула рукой.
— Дурной он, старый. На лягушек лает. Они ночью прыгают по двору. В погреб лезут.
— Сергей тебе что-нибудь говорил? Ну, насчет Маркиза?
Опять сузившиеся глаза.
— Нет. Маркиз его не интересовал.
Я потоптался на месте.
— Ладно. Пойду. Ты будешь дома?
— А что?
— Так, на всякий случай.
— Не бойся, не сбегу. Или тоже хочешь запереть меня в кабинете, как Митьку?
Ее слова обожгли меня. Но я промолчал.
Как бывает в жизни — дело прекращено, бумаги сложены в архив, а для людей оно еще живет в разговорах, в памяти.
Лариса повернула назад, в хату. Я, уже выйдя за калитку, почувствовал, что мои глаза что-то зафиксировали.
Вернулся во двор. Около дорожки, ведущей к крыльцу, валялся окурок самокрутки. Такие цигарки из местного самосада курят многие станичники. Я осторожно поднял окурок с земли.
Уже в кабинете, пряча улику в сейф, я подумал о том, что осмотр надо было производить с понятыми. Это было упущением. Серьезным упущением.
