Масло (так же как кости и тишина) – одна из самых характерных черт Тибета. Кажется невероятным, что самки яков, пасясь между камнями и песком, могут давать такое огромное количество масла. Но на Тибете его полным-полно. Оно продается даже в самых глухих деревнях; его используют для жертвоприношений богам во всех храмах и личных молельнях; из него умело вырезают статуи и сложные орнаментальные узоры, а потом раскрашивают с необычайным изяществом; его жгут в лампах, им платят налоги; женщины мажут им волосы, а часто и лицо; его всегда принимают в подарок; его смешивают с пампой (жареной ячменной мукой) для еды и с чаем для питья. В Тибете масло повсюду. Оно используется все время, с любой возможной целью, и ты никогда не можешь скрыться от него.
Кости в Тибете так же повсеместны, как и масло. Там больше животных умирает своей смертью, чем их убивают в других странах; но нигде в мире, насколько мне известно, ты не найдешь столько туш, черепов, бедренных костей, позвонков и ребер, разбросанных по дорогам, за домами, вдоль горных перевалов. Для этого нет никаких причин в природе вещей; это просто странная культурная особенность. Кости животных не зарывают, не прячут с глаз долой и не уничтожают; их просто оставляют, словно камни, на дороге и у порога. Дети играют с ними или кидаются друг в друга. Я полагаю, что должна быть какая-то активная сторона в этой видимой пассивности; нетибетцам положительно должно нравиться, когда вокруг лежат кости. Похоже, для них кости что-то вроде цветка, украшения, удобства, удовольствия. Может быть, это напоминание об иллюзорной природе временного мира, из которого человек должен сбежать, если он хочет спасения? Кто знает!
Третья характерная черта Тибета после масла и костей – это невероятная тишина. Современная физика говорит о четырехмерном пространственно-временном континууме. Тибет состоит из четырехмерного пространственно-временного континуума. Есть желтая, охряная тишина камней, сине-зеленая тишина ледяных пиков, тишина долин, над которыми ястребы кружат высоко в солнечных лучах, и есть тишина, которая очищает все, высушивает масло, распыляет кости и оставляет в уме невыразимую, мечтательную сладость, как будто ты достиг какого-то древнего отечества, потерянного в начале времен.
Омце вышел на балкон и крикнул:
– Кушог-сагиб (господин-сагиб)! Драгоценный вас ожидает!
Услышав его голос, ученики, восторженно толпившиеся вокруг меня, чтобы посмотреть в видоискатель фотоаппарата, исчезли, как по мановению волшебной палочки. С омце впереди и в сопровождении других монахов я наконец дошел до зала, где вскоре должен был появиться Ринпоче («Драгоценный») Нгедруп Дордже («Благословенная молния»). На самом деле он был не настоящим главой монастыря. Настоящим главой был некий Тхупден Оден («Вечный свет учения Будды»), который жил примерно сто лет назад. Его земной путь был отмечен такой святостью, такой дальновидной мудростью, столькими очевидными признаками того, что он приблизился к окончательному просветлению, что после смерти его сочли бодхисатвой. Какая великая и замечательная вещь для монастыря, когда его возглавляет настоящий бодхисатва! Это все равно что приютить у себя посланника Абсолюта или иметь собственного представителя в несокрушимых чертогах космоса – надежная и отрадная связь с тем, что бесспорно и вечно.
