А старик был весел. Семен позднее узнал, что Щука вообще человек неунывающий.
— Продаете дом вместе с жильцами? — спросил Щука и повернулся к Семену. — Выдворять нас будете или соблаговолите оставить?
Пелагея Сергеевна резко ответила:
— Вот пог-ля-дим!
— Живите, — сказал Семен. — Мы еще с вами подружимся.
— Да уж какая дружба у работо… то бишь квартиродателя со своими подопечными. А выгонять нас действительно зачем? Валюта идет. Да и приятно все-таки, что под вашей кровлей находят приют бездомные грешники.
— Ничего приятного не вижу, — каким-то натужным голосом ответил Семен: он всегда, сам не знает почему, испытывал некоторую неловкость, скованность, разговаривая с незнакомыми.
Осмотрев дом, Земеровы стали рядиться.
— Дадим тыщу четыреста, — сказала Пелагея Сергеевна.
— Сколь? — переспросил хозяин.
— Тыщу четыреста. Больше дом не стоит.
— Тыщу четыреста? — охнул хозяин. — Да вы смеетесь?
— Я, дорогой, не в пример некоторым прочим, в смешки не играю. Тыщу четыреста, и ни копейки больше, — рубанула Пелагея Сергеевна рукой и подумала: «За две сговоримся».
— Да мне тысячу семьсот уже давали. Ей-богу, давали. Не верите? Да вы садитесь, куда торопитесь-то?
Но Пелагея Сергеевна и Семен не думали торопиться, они решили во что бы то ни стало «срезать цену» и сегодня же окончательно договориться о покупке.
В это время Елена Мироновна говорила Щуке:
— Противные какие все эти хозяйчики. Новый-то мне вовсе не понравился. Рожа мрачная, руки тяжелые.
— Да нет, знаете ли, в нем что-то есть. А вот старуха, та действительно не симпатична. — И Щука усмехнулся: — Не симпатична и как хозяюшка, и, главным образом, как женщина — страшно стара и тоща.
3
Срядились Земеровы за тысячу девятьсот двадцать рублей. В комнату, где жил прежний хозяин, пустили квартирантов.
Теперь у Семена работы прибавилось. С комбината он ехал на Луговую и торчал там до ночи: поставил новую калитку, заменил часть прясел в огороде и начал строить крыльцо. Не хватило досок. Эти окаянные доски слишком дорого стоили. Слава богу, подвернулся один дурак-продавец: сломал старую амбарушку и почти задарма отдавал бревна и доски. Половину этого добра Семен перевез к себе.
Тут время сажать картошку подоспело. Ведь опять же огороды — великое дело. Если крепко развернуться, даже в Сибири можно получать по два урожая в год. К примеру, посеять редиску (ей и месяца хватит на созревание), а сняв ее, посадить помидоры. На старом огороде редиска уже поспела. Мать бегает на базар продавать: махонький пучок — двадцать копеек, из рук хватают.
