— Да уж зачем звонить. Проходи. Кто с тебя будет пропуск спрашивать. Как сын-то живет?
— Слава богу, ничего пока.
— Передавай приветы. Нынче разучились поклоны-то передавать.
— Вроде бы.
Фабрика была та же и не та: рядом с осевшим в землю кирпичным корпусом, совсем уже потемневшим от старости и мокроватым снизу (глазоньки бы не глядели!), стояли два белых двухэтажных здания. Стояли на том месте, где когда-то был тын и чернел бревенчатый домик плотника Кириллова, известного всей округе пьянчужки. Над фабрикой высилась длинная труба, на верху ее виднелась металлическая пластинка с какими-то цифрами. Весь громадный двор выровняли и покрыли асфальтом. По обеим сторонам двора торчали чахленькие, видимо, нынче высаженные деревца.
— Что же это, Ефросиньюшка, цеха новые?
— Новые, Тихоныч. Много сейчас народу работает.
— Труба-то какая!
— Да!..
— Вот это труба!
— Заладил: труба да труба. Ты когда на пенсию-то ушел? Хо! Столько лет. У нас и директор теперь новый. Ивана Иваныча уже года три как перевели куда-то. И главный инженер новый.
— Ты, кроме начальства, ничего не видишь.
— А что мне до твоих станков.
Илье Тихоновичу больше всего хотелось побывать в новых цехах, и он уже было повернул туда, но раздумал: лучше сперва зайти в цех, где когда-то работал, и встретить тех, кто знают тебя.
У входной двери старого цеха, как и в давние годы, однообразно гудела, разрезая доски, педальная пила. Резко и сладко пахло свежим деревом. За педальной пилой стояли незнакомые старику низкие машины и одна высокая, верх которой смахивал на крышу деревенского дома. Илья Тихонович не мог понять, что к чему, и ему было неприятно от этого. Он медленно шагал по цеху, вглядываясь в лица рабочих, и не находил знакомых.
— Илья Тихо-но-вич!
Возле него стоял молодой белобрысый мужик с улыбкой от уха до уха.
— У-у, сколько лет, сколько зим! В гости к нам?
— Как видишь, — добродушно ответил Илья Тихонович, изображая, будто знает мужика и рад встрече, а сам подумал: «Кто такой, почему не помню?»
— А у нас тут слух разнесли, будто вы умерли, будто у вас разрыв сердца произошел.
— Типун тебе на язык, — без злобы отозвался Илья Тихонович. — Трепачи здесь, видно, до сих пор не перевелись. Кто же это болтал такое?
— Да все.
— Ну тогда не найдешь виновника. Болеть болел, а умирать не собирался. Скажи-ка, Степан Банных, Котов Данилыч и Петро Царев здесь робят?
— Работают. Их в новый цех перевели.
— А Егорка Пименов?
— Какой Егорка?
