Утром Беседин, увидев Скареднова, сказал:
— Ну, заходи. Что у тебя там?
— Да, ничего, Прохор Ефимыч. Я уже все, что надо, решил. — Он коротко и фальшиво засмеялся.
Владимиру позвонил Николай:
— Ты? Давай езжай побыстрее на отделение железной дороги. Там ищут двух шоферов поопытнее. Кого-кого, а тебя примут.
— Да, видишь ли… Я, пожалуй, воздержусь пока.
— Передумал?
— Да…
— Ну, знаешь!..
Наступила настоящая сибирская непогода с лютой стужей, снегом и ветром. Ни Анна Дмитриевна, ни Стасик никуда не ездили. Зато сам Беседин разъезжал вовсю. Все больше на совещания — он зимой часто совещался. И стал какой-то торопливый, забывчивый. Послал однажды Владимира к себе на квартиру за авторучкой и папиросами. Владимир нашел его в вестибюле горкома партии.
— Я же говорил «Беломор», — удивился Беседин. — Зачем ты сигареты принес?
— Не говорили вы, что «Беломор». А Анна Дмитриевна велела передать сигареты.
— «Велела!» Думаете не тем местом вместе с Анной Дмитриевной. А что, спички не взял?
— А откуда я знаю, что вам их надо? Вон в буфете возьмите, копейку стоят.
Ни за что бы Владимир не стал так грубо разговаривать с директором, если бы не стоял рядом знакомый шофер из леспромхоза. А тот не просто стоял, а прислушивался и улыбался ехидненько, хотя делал вид, будто что-то рассматривает у себя под ногами.
Беседин не мог понять, что случилось с шофером: последнее время дерзит, смотрит исподлобья. Распечь бы его, да времени нет, и Прохор Ефимович сказал только: «Что это за тон?» — и грозно глянул на Скареднова.
— Ты у него что и за рассыльного? — спросил у Владимира леспромхозовский шофер, когда Беседин ушел. — Плату-то двойную получаешь или как? Молчишь? Начальству сапоги готов чистить, а своему брату-шоферу и ответить не хочешь.
Он определенно издевался, а ведь раньше — Скареднов знал леспромхозовского шофера лет этак шесть — был отменно вежлив.
Владимиру опять захотелось уволиться.
Когда он вез Беседина на завод, тот был подавлен, необычно угрюм и молчалив. За всю дорогу сказал одну фразу: «Завтра поедем в девять». «Чаще б тебя песочили», — подумал Владимир. Он прямо-таки злорадствовал, чего с ним никогда прежде не бывало. Сейчас ему хотелось, чтобы с Бесединым случилось что-нибудь плохое, чтобы его отругали и наказали. А еще лучше, если бы сняли с работы. Он тоже старался казаться угрюмым, подавленным, сердито крутил баранку, — игра эта смешила его и ужасала. «Что это со мной? Я становлюсь злым. Это зло вижу только я один, но не все ли равно».
