Вниз по улице, затем на Грейт-Вуд-стрит, мимо Милк-лейн, через квартал, находящийся в стадии перестройки, вверх по темному тупику и вдоль по грязному переулку шагает мистер Таск. Повсюду вокруг совершаются утренние ритуалы, столь обычные для городских низов. Вон две дебелые прачки, Джанет Сторк и Сара Слопер, выходят из дверей, нагруженные узлами с бельем. А напротив, через улицу, молодой мистер Легги, доверенный клерк, щекочет проржавевший замок офисной двери не менее проржавевшим ключом, надеясь благополучно оказаться внутри до прибытия своего нанимателя. Вон две торговки яблоками возятся с плетеными корзинами, а вон мистер Свитинг, кондитер, выставляет для завтрака свежее масло, кусковой сахар и чашки с утренним кофе. А вон и бакалейщик, мистер Бакл, опускает ставни. Мимо них всех скользит хищный скряга; его видят все, он же – никого.
Добравшись до Коббз-Корт, мистер Таск задерживается перед древним строением из красного кирпича со ступенчатыми фронтонами и двускатной крышей, увенчанной гнездами фантастических дымовых труб. Вверх по ступеням, мимо массивного стража, сквозь дверной проем и в обветшалую прихожую шествует он. Поднявшись по ступеням почитай что в кромешном мраке, выходит на узкую лестничную площадку, а оттуда – в полутемный коридор, освещаемый светильниками, укрепленными на стенах тут и там. Где-то на полпути останавливается перед замызганной дверью, на которой красуется надпись следующего содержания:
БАДЖЕР И ВИНЧ
ПОВЕРЕННЫЕ
Скряга входит в дверь и попадает в просторную, плохо освещенную комнату, что на первый взгляд выглядит необитаемой. Вдоль стен, от пола до потолка, тянутся ряды пропыленных книжных полок. На всех предметах мебели, точно злокачественные образования, взбугрились завалы всевозможной юридической дребедени – папки, скоросшиватели, документы, гроссбухи, листы ин-фолио и ин-октаво, судебные приказы, ордера, уведомления, письма. Гроссбух на гроссбухе, приказ на приказе, ордер на ордере – самые внушительные из этих юридических утесов вознеслись к самому потолку. Потолки здесь весьма высокие, почерневшие от свечного дыма, так что вершины монументальных утесов теряются в кромешной тьме, точно вулканы, уходящие в ночное небо.
Окон там не было вообще, дверей – только две; одна – через которую вошел Иосия, а вторая – в противоположном конце комнаты. Единственным источником света служили восковые свечи, в беспорядке расставленные повсюду: тут – на краешке, там – в уголке. Две-три грозили вот-вот опрокинуться и поджечь сей оплот сутяжничества.
