Ахметов достал записную книжку и стал ее осторожно перелистывать. Она явно была заведена в незапамятные времена. Страницы вываливались из рассохшейся склейки. Некоторые из них были исписаны вдоль и поперек, какие-то строчки жирно вычеркнуты. Очевидно, эти знакомые ветерана органов уже отошли в мир иной.
Ахметов поймал взгляд Власова и понимающе усмехнулся.
— Моя база данных, — сказал он гордо. — Хотел было новую завести, но представил, сколько переписывать придется, и рукой махнул. С этой вернее.
— А если в электронном виде? — машинально спросил Власов. — Это ведь и удобнее, и надежнее.
— Тоже есть, и постоянно пополняется, — заверил его Ахметов. — Но эта всегда со мной. Вот, нашел! Черемшанов Борис Борисович. Да вы наверняка его знаете. Фигура заметная.
Ахметов имел в виду здешнего коммерсанта, который, как по лезвию ножа, прошел сквозь эпоху коммерческих палаток и банковских махинаций, вполне легализовался и даже претендовал на одну из главных ролей в политической жизни округа.
— Хорошо, я с ним побеседую, — пообещал майор. — А скажите-ка мне, этот самый Черемшанов позвонил вам только для того, чтобы сказать, что Пепел жив, или речь шла о чем-то еще? Не припомните, как вообще тогда строился разговор?
Ахметов снова задумался. Майор терпеливо ждал. Он был уверен, что краевед все вспомнит.
— Он позвонил мне, чтобы узнать, как обстоят дела с аукционами по муниципальной собственности, — медленно сказал Ахметов, выуживая из памяти дела давно минувших дней. — То ли на помещение клуба он зарился, то ли на цех заброшенный, что на окраине. Сказал, что это Пепла, мол, интересует. Так он же помер, говорю я ему. А тот мне в ответ, что поговаривают, мол, будто он всех надул, а сам слинял в теплые края.
— И про Южную Америку он вам сказал?
Ахметов усмехнулся.
— Южную Америку я уже сам приплел, чисто для красного словца. В разговоре никакой конкретики не было. Но эта информация позже ни разу не подтвердилась. Вот я и решил, что это пустая выдумка. Тем паче что от Черемшанова много непроверенной инфы тогда шло. Такой-то точно губернатором будет, вопрос по нему давно решен. Этого снимут, а того посадят. А на деле — ничего подобного. Я ведь точность ценю превыше всего, Иван Георгиевич, в нашем деле это первая добродетель.
«А сам по пьянке болтаешь лишнего в редакции, — хотел было добавить Власов. — Рюмку тебе, что ли, за это штрафную налили? Или деньгами взял? Один сболтнул, другой в номер поставил, вот вам и вся наша независимая пресса во всей красе».
