Забеспокоились.
В какой-то момент Глебу показалось, что о нем забыли. Что произошло что-то ужасное и что теперь им не до него. А ведь он виноват больше всех в том, что случилось. Он не знал, в чем виноват, но знал, что больше всех виноват. Также ужасна вина обстоятельств. Неужели так трудно раз и навсегда вывести этих клещей – потравить их какой-нибудь дрянью, напустить на них клещеедов каких-нибудь?… Должен же быть у этой заразы естественный враг? Почему так трудно построить дороги, которые не размывались бы дождем, и почему нельзя пускать автобусы по человеческому расписанию?
Глеб не находил себе места, при том что коридор был вместительный, длинный – ходи и ходи. Иногда он останавливался: там ли он, где ему следует быть? На том ли этаже, перед теми ли дверьми? Надо пойти и спросить – хватит отмалчиваться, отвечайте.
– Молодой человек, не могли бы вы здесь не курсировать? Вы нам очень мешаете.
Глеб уставился, не понимая смысла сказанных слов, на двоих обитателей клиники – один был похож на больного, а другой на больного не был похож – оба рядом сидели. Потом посмотрел на экран телеящика, смотреть на который он им помешал. Шла программа новостей. Сообщалось, что по числу участников Всенародного гражданского покаяния лидируют Северный Кавказ и Тува – 97 % и 99 % соответственно. В целом по стране покаяние проходит очень активно. В аутсайдерах находятся обе столицы, хотя и в них процент покаявшихся превысил усредненный процент принимающих участие в думских и президентских выборах (если брать во внимание последнее десятилетие). Говорилось, что еще в тринадцать часов по московскому времени число покаявшихся по стране превысило 50 %, так что уже тогда стало ясно: Всенародное гражданское покаяние состоялось!
Не похожий на больного говорил похожему:
– Как-то забюрократизировано все. Мы боролись не за это, мы не таким это все представляли…
– Ну а что вы хотите? – спросил на больного похожий. – Иного и быть не могло. Слышали, как президент выступал? Нет, все равно это гигантский, просто гигантский шаг вперед. Мы сегодня стали другими.
Глеб не двигался. На экране телевизора проценты мелькали.
Не обращая внимания на Глеба, похожий на больного спрашивал не похожего:
– Вы действительно думаете, что борцы с режимом и жертвы режима должны каяться наравне со всеми?
– С одной стороны, никто ничего никому не должен, а с другой стороны, и это будет по сути вопроса – конечно, должны. Мы все принадлежим этому социуму и этому времени, мы каждый отвечаем за то, что было, даже если это было не с нами…
