– Чувство вины?
– Да нет никакого чувства вины… Ни перед кем я не виноват…
– Ну конечно. Претензий к миру у нас больше, чем к себе. Во всем у нас человечество виновато.
– В целом у меня к человечеству нет особых претензий, разве что к отдельным его представителям есть, и большие… Но с другой стороны, согласитесь, в каком-то смысле человечество наше… увы, увы…
– Человечество – увы, а вы – ура.
– Да как раз не ура. Было бы ура, я бы с вами не разговаривал.
– Что пили?
– Водки… немного.
– Три тысячи, – сказала «одетая».
Он знал, что дорого будет. Отступать поздно. Достал деньги, она спрятала ассигнации в карман спортивных штанов.
– Будешь называть меня госпожой.
«Резковата», – подумал Лев Лаврентьевич.
Он хотел еще немного пофилософствовать на тему изъянов человечества, но госпожа спросила:
– Чашечку кофе?
– Да, чашечку кофе, если можно.
– А кто сказал, что можно? Я спросила, хочешь или не хочешь, а можно или нельзя, это не тебе решать, понял, урод? Что глаза вылупил? Руки по швам! Шагом марш в комнату!
Ноги сами развернули Льва Лаврентьевича, как ему было приказано, и повели в комнату едва ли не строевым шагом. При этом Лев Лаврентьевич наклонил голову, словно боялся удариться об косяк. Или получить по затылку.
В глазах у него потемнело – не то от страха, не то от предощущения недоброго чего-то, не то от понимания, что что-то не то. Однако заметить успел: комната как комната – торшер, небрежно застланная кровать, стол, на столе грязная скатерть, тарелка, на тарелке очистки банана. Орудий пыток он не заметил. Обыкновенная комната.
– Ты, наверное, решил, я шуточки шутить собираюсь? Я тебе покажу шуточки! Доска у стены – взять доску!
Взял.
– Положи концом на кровать! Не этим, тем, придурок! А этим сюда упри, в ножку шкафа! Расторопнее, бестолковщина!
Суетясь, Лев Лаврентьевич выполнял приказания.
– Ты почему, урод, в ботинках вошел? Не знаешь, где ботинки снимают? Может, тебя пол вымыть заставить? Я быстро!.. Что стоишь? Снимай здесь, раз вошел!.. Брюки снимай! Пиджак можешь оставить…
Лев Лаврентьевич залепетал что-то о несимметричности, не в том плане, что оставить пиджак в отсутствие брюк это явная асимметрия, а в том плане, что как же насчет солидарности быть, когда одна в штанах, а другой как бы нет…
Тут госпожа совсем рассвирепела:
– Ты мне что, гад, раздеться советуешь? Ты еще вякнуть посмел? Слушай, умник, если хочешь сказать, прежде скажи: госпожа, позвольте сказать, а сказать тебе или не сказать, это уже мое дело!.. Что уставился, как олигофрен? Сволочь, ты снимешь брюки или нет? До трех считаю! Раз… два…
