Прибывшие санитары подняли укутанную в плед женщину с дивана без лишних слов, даже не обратив внимания на ее убогий головной убор. Один из них только вежливо спросил:
— Куда, сэр?
— Частная лечебница «Бичвуд».
Он больше ничего не успел добавить, так как второй санитар тут же отозвался:
— О да, мы знаем, сэр. Лечебница «Бичвуд», авеню Солтон, Лонгмер Роуд.
Через два часа брат и сестра разговаривали в холле лечебницы. Гленда Армстронг стояла, держа перед собой на вытянутых руках длинное темное пальто, и говорила:
— Нет, ты можешь в это поверить? — И, не дожидаясь ответа, продолжила: — Я не могу. Помню, как я одевала ее. Это было такое красивое пальто и очень тяжелое. Именно так я тогда и подумала, потому что оно было подбито овчиной, даже в рукавах. А теперь посмотри: от шерсти и следа не осталось, только тонкая голая кожа. Пальто было удивительно красивого, глубокого зеленого цвета, сшито из такого плотного, тяжелого сукна, что, казалось, его не сносить и за две жизни! Но оно износилось всего за одну, помоги ей, Боже! Где оно валялось, как ты думаешь?
— Не знаю. Даже представить не могу, наверное, где-нибудь на дороге. Все же, учитывая то, как она выглядела, ее бы обязательно нашли, рано или поздно, особенно в этой шляпе, или как там называется ее головной убор.
Гленда взяла со стула шляпу.
— Она была очень симпатичная, французская, нечто среднее между шляпкой без полей и шотландским беретом с ободком. Смотри-ка, ободок еще на месте. — Она дотронулась кончиками пальцев до стертой, сделанной из клеенки ленты, затем приподняла сетчатый мешочек, болтавшийся сзади. — Должно быть, она специально попросила пришить это, потому что убирала волосы в низкий пучок. А взгляни на этот ридикюль! Это тот же, что был у нее, когда все случилось. — Гленда указала на лежащую на стуле сумку, всю в заплатках. — Все, что у нее было, умещалось в этом ридикюле. Я помню, как заставила ее взять с собой кольца, ведь она сняла их все, даже обручальное; еще было ожерелье и коробочка для карт.
Гленда присела на край большого мягкого дивана рядом с братом.
— Когда мы не дождались от нее весточки, я корила себя, что никого не отправила вместе с ней в Истборн. Посадив ее в вагон поезда, я попросила: «Вы ведь сообщите, как устроились, правда? А через пару дней я приеду вас навестить». Тогда я видела ее в последний раз. Помнишь, как ты сказал ее мужу, что она уехала к своей тете, и он набросился на тебя, поняв, что я не послушалась его и не отправила ее в Конуэй-Хаус? Боже! Если бы можно было поместить ее в интернат для инвалидов! И все же у меня было большое желание запихнуть туда ее тетку, когда я на следующий день приехала в Истборн. Она сказала, что прогнала свою племянницу, что не позволит ей жить в своем доме. Говорила, что место Айрин возле мужа, а связавшись с другим мужчиной, она и получила то, что имеет. Господи! — Гленда откинулась на подушки и повторила: — Господи! Теперь мы знаем, что бедная девушка не смела и глаз поднять на другого мужчину, а не то что крутить с ним роман! — Помолчав, она продолжила: — Ой, а рубашка, или сорочка, даже не знаю, как ее назвать… Ее связала старая Бетси Бриггс. Она убиралась в доме отца Айрин, когда ее мать умерла, а сама Айрин еще училась в школе. Это был один из шедевров Бетси, длинная, тонкая, облегающая шерстяная сорочка. Больше похожа на платья, которые сегодня носят девушки. Бетси связала одну для ее матери, потому что у той были больные легкие, а потом связала такую же для Айрин. И что ты думаешь? Эта сорочка была на ней и сегодня, вернее, то, что от нее осталось. Кстати, шерстяных ниток там почти нет, она вся заштопана разноцветными ниточками. А поверх сорочки было надето то, что осталось от розово-красного бархатного платья, в котором она в тот вечер выступала на концерте. Помнишь его?
