Мне всегда нравилась эта коллизия: парочка психов или неудачников натыкается на какого-нибудь шута или иностранного чудика. И он выкидывает всякие фортели, которыми как будто говорит: «У меня тоже полно проблем и не все дома! Зато смотрите, как я умею ловить кроликов!»
Рассказ был чудовищен.
Я писала еще много всего: заметки об окружающих, людях из моего города, моей семье, моих воспоминаниях. Я описывала собственное душевное состояние, великие планы и низкую самооценку; заносила в блокнот смешные разговоры, которые довелось услышать. Я стала как корабельная крыса: уши-локаторы все время настороже. И научилась записывать все, что улавливала.
Но усерднее всего я работала над рассказом про Арнольда.
Раз в несколько месяцев я отправляла очередную версию Элизабет Макки. Она была папиным литературным агентом в Нью-Йорке.
«В этот раз уже почти получилось», — неизменно писала мне Элизабет.
Это тянулось несколько лет. Я отчаянно хотела издаваться.
Недавно один проповедник при мне сказал, что надежда — вечный круговорот терпения. От себя добавлю: писательское ремесло тоже. Из тьмы рождается надежда. Упрямая надежда, что если ты выйдешь к людям и станешь честно делать свое дело, в конце концов наступит рассвет. Надо ждать, наблюдать, работать — и не сдаваться.
И я не сдавалась, прежде всего благодаря папе и его вере в меня.
К несчастью, когда мне исполнилось двадцать три, я получила настоящий сюжет для книги. У отца обнаружили рак мозга. Он сам, я и мои братья были раздавлены, но кое-как умудрялись держаться. Отец велел мне запоминать и записывать. «Ты расскажешь свою версию, — говорил он. — А я свою».
И я стала писать о том, что происходило с отцом; постепенно из этих заметок вырос сборник рассказов с одной сквозной темой. Туда вплелись все фрагменты и наброски, что я сделала до папиной болезни, и получились пять глав, более или менее связанных между собой. Отец был слишком слаб, чтобы написать свою часть истории, но мой текст одобрил и велел отправить нашему агенту Элизабет.
Я ждала, ждала и ждала; кажется, за месяц я постарела на годы. Однако она приняла новый текст с восторгом — наверное, была счастлива, что не пришлось опять читать «Арнольда». Элизабет совершенно не религиозна, но я всегда живо представляла, как она прижимает тот сборник к груди, закрывает глаза, начинает раскачиваться из стороны в сторону и тихонько стонет: «Боже, благодарю Тебя!»
Элизабет разослала мои рассказы по нью-йоркским издательствам, и их удалось пристроить в Viking Press. Вот так все и началось. Когда книгу напечатали, мне было двадцать шесть, а отец уже год как умер. Господи! У меня вышла книжка! Вот он, предел мечтаний. Казалось бы, я должна впасть в экстаз.
