Когда я выбралась с трибун и пошла обедать, со мной поравнялся высокий афроамериканец. Передних зубов у него не было. Он потянул меня за рукав кофты; я обернулась, и тогда он сунул мне в руки моментальный снимок, сделанный в тот же день. На снимке были он сам и его друзья. «Смотри, мы», — сказал он. Речь у него была невнятная, глухая и медленная, как на поврежденной пленке.
У двух его друзей на фотографии был синдром Дауна. Вся их троица выглядела невероятно довольной. Я полюбовалась на снимок и вернула его владельцу. Тот остановился, и мне тоже пришлось остановиться. Мужчина ткнул пальцем в себя на фото. «Крутой чувак», — сказал он.
И вот из этой картинки родилась вся моя статья. В тот момент я еще не знала, чем все закончится, но уже почувствовала, как что-то начинает складываться и оформляться.
После обеда я пошла в крытый зал; оказалось, что там в разгаре мужской баскетбольный матч. Мой беззубый темнокожий знакомец был звездой. Это легко было понять: никто еще ни разу не попал в кольцо, но игроки его команды все время передавали мяч ему.
Вообще-то игроки другой команды тоже передавали мяч ему… Вместо того чтобы забивать, мужчины медленно передвигались по площадке туда-сюда, оглушительно колотя мячом об пол. Никогда в жизни я не слышала такого громкого матча. Во всем этом была какая-то своя дикая красота. Я представила, как буду описывать эту игру в статье, как потом расскажу про нее студентам: про шум, про веселье. У меня в голове все прокручивался момент, когда девушка на костылях добралась до финишной черты. И вдруг моя статья проявилась из серо-зеленой мути. Я поняла, про что она будет: про то, как из самой страшной беды с годами можно научиться извлекать радость. Про красоту бескорыстного усилия. Я видела свой текст почти так же ясно, как фотографию «крутого чувака» с двумя его друзьями.
Зрительские скамьи в зале были заполнены до отказа. Прошло еще несколько минут; счет так и не открыли. И тут высокий темнокожий игрок медленно провел мяч через всю площадку, от края до края, бросил его вверх — и мяч попал в корзину. Зрители ревели, а игроки обеих команд во все глаза смотрели на кольцо — как будто оно вдруг вспыхнуло пламенем.
Вам бы там понравилось, говорю я студентам. Вы могли бы потом писать целый день напролет.
Персонажи тоже проявляются у вас в сознании постепенно, как лица на пленке. Чтобы хорошенько их узнать, нужно время. Есть образ, который всегда помогает мне изучить людей, возникших в моем воображении. Его придумала одна моя подруга: как-то она сказала, что при рождении любой из нас получает свой собственный клочок душевного пространства. Этот личный «участок» есть у вас, у меня, у моего ненавистного дядюшки Фила, у какой-нибудь Триши Никсон с соседней улицы. И там, в его границах, каждый волен делать что угодно — при условии, что это не вредит никому другому. Можно вырастить там фруктовый сад, устроить цветник, разбить овощные грядки и засадить их в строго алфавитном порядке; можно не делать вообще ничего. Хочешь устроить склад автомобильного хлама или выставку-продажу запчастей? Пожалуйста. Однако вокруг участка всегда есть забор, а в нем калитка. И если кто-то повадится ходить на твою территорию и гадить или же станет требовать, чтобы все переделали на их лад, ты имеешь право попросить таких гостей на выход. И им придется уйти, потому что это твое личное пространство.
