Первая Московско-литовская пограничная война, 1486-1494 | страница 5
С 1487 по 1492 г. на московскую сторону начали переходить удельные князья древней Черниговской земли. Причины таких действий, в представлении Н.М. Карамзина, довольно субъективны: князья с отчинами шли в Москву, «видя наконец возрастающую силу Иоанна, склоняемые к нему единоверием и любезным их сердцу именем Русским»>{13}. Они служили московскому государю и вели постоянную войну со своими родственниками, остававшимися еще в Литве. Этот тезис о внутренней войне в среде самих пограничных князей был впоследствии развит, в том числе и польскими историками.
«Важная перемена» в московско-литовских отношениях случилась только в 1492 г. после смерти короля Казимира. Это было благоприятно для России, так как Литва, по мысли Н.М. Карамзина, избрав себе отдельного властителя, уже не могла полагаться на силы Польши>{14}. Воспользовавшись смертью короля, Иван III побуждал крымского хана идти на Литовскую землю. Вероятно, с той же целью отправил посла к молдавскому воеводе Стефану и сам развернул «неприятельские действия»>{15}. Таким образом, следует думать, что именно с 1492 г. историограф отсчитывал ход первой московско-литовской пограничной войны. Впрочем, новый «Государь Литовский» Александр, по словам Н.М. Карамзина, «всего более желал мира с Россией, от юных лет слышав непрестанно о величии и победах ее Самодержца»>{16}. Начались переговоры о сватовстве, что не помешало московской стороне после отъезда послов продолжить враждебные действия. Еще более настроила Ивана III на войну попытка покушения на него подосланного якобы еще Казимиром князя Ивана Лукомского>{17}.
Великий князь литовский Александр оказался без помощи Польши в окружении врагов, опаснейшим из которых был Иван III. H. М. Карамзин обозначил расширение московских пределов — до р. Жиздры и даже Днепра, осуществленное «не столько мечем, сколько приманом». Этот способ ведения войны выражался в том, что московский государь «именем отечества и единоверия» призывал «к себе всех древних Россиян»>{18}. Здесь, конечно, не подразумевались не только сомнительный тезис об ущемлении православных в ВКЛ, но и патриотические чувства, которые вряд ли испытывали жители ВКЛ по отношению к Великому княжеству Московскому