Шестерки принесли два стакана чая, воспитатель-милиционер бесцеремонно залез ко мне в карман, вытащил оттуда пачку сигарет.
— Тебе она уже не пригодится, — он отложил больше половины пачки в свой карман. Сломал четыре сигареты и высыпал табак в чай. — Вот ваше, братцы, лекарство. По-доброму выпьете или будем насильственно вливать целебную микстуру?
Шестерки долго возились с нами. Я сцепил зубы, и им так и не удалось заставить меня проглотить гадость под названием антитабачный настой. Это не понравилось Гуффи. Он приказал шестеркам растянуть меня на полу. Амбал по имени Карась сел мне на шею, Ленька Белый блокировал ноги и руки. Я сначала с ужасом подумал, что будут раздевать, стал извиваться как змея, но мне растопырили руки, и Гуффи прижигал об них окурки, то же самое сделали с руками Комара. Он дико хохотал и кричал: “Щекотно”. Гуффи взбеленился, но ничего не мог с нами поделать.
— Ты у меня, Сафронов, — это была моя новая фамилия, грозил Гуффи, — будешь вздрагивать от каждого шороха, я устрою тебе сладкую жизнь.
Ночью с Комаром мы затолкали Леньку Белого в туалет — такой агрессии я в себе никогда не чувствовал. Когда бил, почувствовал непонятное наслаждение и испугался, кинулся рубашкой вытирать кровь с физиономии Белого.
— Ты похлеще Колеса, — проскулил Ленька.
— Когда ты держал меня и тушил об мои руки бычки, ты думал о моей боли?
— Головастый, ты скоро испаришься, как пердеж в воздухе, а мне здесь еще торчать и торчать, — и Белый заплакал.
Я остервенело пихнул под зад затравленному и испуганному Леньке и крикнул ему: “Вали отсюда”.
Комар молчаливо и укоризненно наблюдал за мной.
— Аристарх, — шмыгнув носом, произнес он, — здесь нельзя быть добреньким. С волками жить — по-волчьи выть!
Мы сели на подоконник и закурили.
— Валерка, я не хочу стать таким, как Колесо! Почему они натравливают нас друг против друга, как собак.
— Так легче нами управлять, — ответил Комар.
И так стало горько, горько, что по щекам побежали слезы. Впереди маячила безысходность и пустота, пустота, пустота…
Утром нас с Валеркой отвели к медику. Тот осмотрел ожоги, обработал их и забинтовал.
— Претензии имеются?
— Нет!
— Славненько! — довольно ответил он.
Вечером к нам с Валеркой подошел Пинцет.
— Гуффи добился, чтобы вас завтра сплавили на Клюшку. Информация стопудовая. За вами приедет Гиббон.
— Кто? — не понял я.
— Гиббон, самая большая папина “шестерка”, ума, как у мухи, — лицо Пинцета искривила ехидная ухмылка. — Он “труды” ведет на Клюшке.
