Как и все дурные дни, этот день начинался хорошо и был полон обещаний. Целое утро стояло холодное апрельское солнце, про которое говорят: светит, да не греет. Я поднялся раньше обычного, сварганил две яичницы: для себя и Валерки. Мы поели и пешком потопали в Пентагон. Настроение было хорошее.
Во время русского в класс вошел Кузнечик.
— Тихомиров, к директору, — коротко сказал он.
Душа ушла в пятки, в живот будто двинулось что-то холодное, я почувствовал внезапную тошноту и слабость. От паники у меня засосало под ложечкой. Все понял, как только увидел усыновителей. Видно было, что настроены они решительно. Напротив них сидели две женщины: одной было лет сорок, приятная на вид, в погонах капитана милиции; другая чуть моложе и эффектнее.
Директриса достаточно приветливо показала мне на стул.
— Евгений, — обратилась ко мне женщина в погонах. — Догадываешься, зачем мы все собрались в кабинете Валентины Матвеевны?
Я закосил под дурачка, пожал плечами.
— Ты уже четвертый месяц не живешь дома, — проинформировала меня капитан милиции.
— Я не виноват, что меня выгнали из дома, — я показал взглядом на усыновителей. — Дословно помню, как они мне сказали: “Уходи, неблагодарная свинья”.
— Значит, ты в чем-то был виноват, и твои родители вот так эмоционально выразились, — вступила в разговор другая женщина.
Усыновительница нервно дернулась, как будто ее сунули в ледяную воду. Она смерила меня таким взглядом, словно я был новым пятном на ее светлой блузке.
— Вы своих детей тоже выгоняете на улицу на четыре месяца? — спросил я в торец. Женщина смутилась.
— Вот видите, — нервно подскочила усыновительница. — Я же вам говорила, он невозможен. У него все виноваты, кроме него. Мы с отцом потратили на него свою жизнь, это его не интересует. Кормили, поили, и вот выросло, — она беспомощно развела руками.
— Маргарита Ивановна, успокойтесь, не надо так эмоционально.
— Нет, вы посмотрите, Валентина Матвеевна! — театрально воскликнула усыновительница и полезла за платком в сумочку. — Воспитали на свою голову. Вот оно, тлетворное влияние улицы. Посмотри, на кого ты стал похож? На дегенерата! — злобно выкрикнула она. — С каких пор ты стал красить волосы, ты что, девчонка? Знаешь, кто так ходит?
— Мои волосы, что хочу, то с ними и делаю, — окрысился я.
— Евгений, нельзя таким непозволительным тоном разговаривать с матерью, — заступилась женщина, сидевшая рядом с капитаншей. Потом мне сказали, что она представитель опеки.
