— Уйду, если ты этого хочешь, — огрызнулся я.
Меня лихорадило, когда Комар приходил под градусом. Это случалось не часто, но случалось, и в такие моменты он становился невыносимым.
— Иди-ка ты знаешь куда, Тихий, — незлобно промямлил Комар.
Он в обуви дошел до дивана и, не раздеваясь, тяжело плюхнулся на него. Его черные как смоль волосы и брови резко контрастировали с мертвенной белизной лица. Комар достал из кармана куртки недопитую бутылку вина и отхлебнул из нее.
— Комар, — возмутился я, — и так насинячился, лыка не вяжешь.
— Тебе какое дело? — пьяно огрызнулся Комар. — Ты же у нас весь такой чистенький, куда мне до тебя.
— Комар, — взорвался я. — Закрой варежку, или я уйду и больше не приду, слово пацана! — я бросил на Комара до крайности оскорбленный взгляд.
И произошло необъяснимое. Валерка засмеялся горьким смехом. Его бледное лицо сделалось сизо-лиловым, как у мертвеца.
— Если бы ты знал, Тихий, как мне дерьмово, и так каждый раз!
Я нерешительно поглядел на умоляющее лицо Комара. Через минуту он отключился. Я раздел его. Из кармана джинсов выпали деньги, мне было противно к ним прикасаться. Я догадывался, как они заработаны. Комар во сне стонал. Презрение и жалость сдавили мое сердце. Я не мог определить, чего было больше — презрения или жалости.
Несколько дней мы держались друг с другом предельно учтиво-холодно, словно заранее договорились. Комар, чувствуя свою вину, ходил вокруг да около меня, наконец, набрался решимости.
— Надо поговорить, — выдавил он из себя. Челюстные мышцы его ходили вверх-вниз, как будто он что-то жевал.
— О чем?
— О нас.
— Разве мы есть, — я в упор смотрел на Комара. — Ты собирался меня выставить на улицу, как помойное ведро.
Комар соорудил вымученную улыбку, больше походившую на гримасу.
— Я был пьяный, — оправдывался Валерка, вид у него был потерянный. — Не соображал, что делал.
— Меньше пить надо, — уже более миролюбиво произнес я.
— Мне было плохо не из-за водки, — Комар состроил умоляющую физиономию, чтобы я перестал капать ему на мозги, потому что он и так раскаивается, но я сделал вид, что ничего не заметил, и продолжил в том же обвиняющем тоне давить на психику Комару.
— Тебя никто не заставлял идти и промышлять в этой проклятой Санта-Барбаре!
— У нас деньги закончились, — с трудом сказал Валерка. — Это была жизненная необходимость.
Втихую от Комара я пробовал найти работу, но это было нереально. Я даже ходил к директрисе школы, просил, чтобы она устроила уборщиком. Мне не западло было мыть полы, но директриса только развела руками. Вся моя беда заключалась в том, что я был несовершеннолетним.
